Мой большой греческий ремонт

— Да, уж мы тебя понимаем как никто, — с сочувствием сказала Джуди, уныло ожидая наплыва толпы очередных родственников.

Кивнув в знак согласия, Гил со знанием дела резюмировал суть проблемы:

— Guests are like fish, after three days they go off[15].

Эти замечательные слова на поверку оказались парафразом старинного крылатого изречения, что отнюдь не преуменьшило их глубины и мудрости. Впрочем, все это, кажется, неприменимо в нашем случае. Три дня, говорите? Но штука в том, что отпускники традиционно мерят время неделями.

* * *

Буквально через пару дней после разговора с Роузенами Пятница демонстративно свалил груду свежесрезанных сорняков прямо на пороге дома Котиков, косвенно дав понять, что вот-вот случится незаурядное событие: жильцы всех четырех домов впервые за все годы существования кондоминиума одновременно соберутся в Эпидавре. Это ли не повод устроить вечеринку?

Общесоседский корпоратив состоялся в «Петрино» и сопровождался обжорством, обильными возлияниями, а также бесчисленными трагикомическими рассказами, связанными со строительством и ремонтом греческой недвижимости.

Узнав о том, что я пишу книгу на эту тему, где упоминаю соседей, обе английские пары с самым серьезным видом поинтересовались, не пора ли им подключать к делу адвокатов. А пышка-Мэри, вечно пытающаяся сбросить пару лишних кило, умоляла только об одном — чтобы я описал ее более худой, чем на самом деле. Поэтому очень прошу, если вы, будучи в наших краях, столкнетесь с моей замечательной соседкой, пожалуйста, сделайте доброе дело и как можно более естественным тоном скажите ей что-нибудь вроде:

— Госпожа Муратиду, а в жизни-то вы, оказывается, еще стройнее, чем в книге.

Тем самым вы окажете мне неоценимую услугу, а Мэри сделаете счастливейшей из смертных.

67. Утечка мозгов и превратности автополива

Каждое утро еще до завтрака мы ходим купаться. В это время, независимо от сезона, пляж всегда пустынен, и ты оказываешься наедине с морем.

Из-за перенесенной когда-то травмы, одно из моих ушей не продувается. И хотя я приличный пловец и неплохой ныряльщик, но из-за проклятого уха не способен комфортно нырнуть глубже чем на три-четыре метра. Однако в одно прекрасное утро я каким-то шестым чувством почуял, что начавший сдавать позиции организм меня не подведет, и отважился нырнуть. Как ни странно, мне удалось продуться.

Это нежданное счастье продолжалось всего каких-нибудь минут десять, после чего ухо снова отказалось пропускать через себя воздух, но за эти короткие минуты я в упоении успел довольно глубоко нырнуть несколько раз подряд с короткими передышками.

Завтракал я в приподнятом настроении. Еще бы! Проблемы с ухом случились еще лет пятнадцать назад, и с тех пор я толком не нырял, разве что с аквалангом. Но там идешь под воду очень медленно и можно позволить себе погружаться вверх головой — в таком положении продуваться куда легче. А тут на тебе, такое счастье!

Задумавшись о своем, я пропустил какую-то реплику Кузи, что, к слову, происходит довольно часто.

— Ты меня не слушаешь, — обычно укоряет меня жена.

— Что ты, дорогая, конечно, слушаю, — оправдываюсь я.

— Повтори, что я сказала.

И хотя я и в самом деле временами отвлекаюсь и витаю в облаках, благодаря многолетним тренировкам оперативной памяти я на автомате способен повторить две-три последние фразы, что тут же успокаивает Кузю и создает полную иллюзию моего участия в разговоре.

Однако в то утро память меня подвела. Жена раскусила, что я пропустил ее фундаментальный монолог мимо ушей, и от возмущения в сердцах двинула меня в одно из этих ушей кулаком. И хотя удар был задуман как шутливый — по крайней мере мне хочется в это верить, — Кузя не рассчитала силы и врезала мне довольно крепко.

От удара у меня из носа полилась жидкость. Много жидкости. Ну просто очень много. В мою тарелку вылилось никак не меньше пол-литра морской воды, набравшейся в меня во время утреннего ныряния. Впрочем, о том, что это всего лишь соленая вода, знал только я. Кузя же замерла в ужасе от содеянного.

Дабы усилить драматический эффект, я решил подыграть и, обхватив голову руками, принялся нечленораздельно мычать:

— Д-д-дорогая, что это со м-м-мной? Из меня что-то в-в-вытекает. Это м-м-м-озги?

Жена побелела и со слезами на глазах трясущимися руками потянулась ко мне. Терпеть дальше не было никаких сил, и я затрясся от хохота. Кузя поначалу жутко обрадовалась моему чудесному спасению, но затем ее охватило негодование.

Рассердившись на то, что я понапрасну напугал ее и заставил нервничать, Кузя в отместку саданула меня по уху еще раз, и довольно чувствительно. Однако вода из меня почему-то не потекла. Наверное, я был уже пуст.

* * *