Мой большой греческий ремонт

Поразительная штука: общаясь с кошками, греки тоже используют наше привычное «кс-кс-кс», но совсем не по назначению. Этими звуками в Греции кошку не подманивают, а прогоняют! И что самое странное, кошки это понимают. А в качестве того, что под «кс-кс-кс» привыкли понимать мы с вами, они используют что-то вроде «пс-пс-пс». Чудно, не правда ли?

В процессе кормления я поинтересовался у Ги, как ему удается не запутаться в именах. Обратив внимание на одного кота, вальяжно развалившегося в кресле на веранде, я спросил, помнит ли Ги, как его зовут.

— No name, — с улыбкой ответил Ги.

— Смешное имя. А вон того?

— No name.

— Хм. И его тоже? А вот этого?

— Ты не понял. Мы с Фёклой не даем кошкам имена.

— Как это? Почему? Оттого что их слишком много?

— Дело не в этом. Кошки имеют свойства умирать или исчезать без следа.

— Это правда, и что с того?

— Не давая им имен, мы избегаем болезненных эмоций.

Ух ты! И это при том, что Фёкла и Ги — сумасшедшие кошатники. Чего стоят только их попеременные ночные дежурства в те дни, когда кто-то из их питомцев заболевает. С другой стороны, при таком-то количестве это и в самом деле практично.

Позже, вспоминая об этом случае, я стал размышлять о том, насколько сподручно было бы применить принцип no name не только к кошкам, но и к людям, тем более что последние способны причинить куда больше болезненных эмоций.

Признайтесь, разве вам не доводилось жалеть о том, что иногда, в силу обстоятельств, приходится сближаться с кем-то, чье существование вы в иной обстановке с удовольствием проигнорировали бы? Но, увы, вас официально представили друг другу, деваться некуда, и это ненужное знание имен заставляет при встрече из соображений приличия вступать в дурацкие разговоры, вместо того чтобы ограничиться сухим кивком или вовсе отвернуться. Но говорить вам абсолютно не о чем, и вы оба это прекрасно понимаете. Так не лучше ли было бы остаться друг для друга no name? А возьмите, к примеру, нашего бывшего сантехника Лазаря. Не знай я, как его зовут, сейчас не вздрагивал бы всякий раз, когда наталкиваюсь на упоминание о приснопамятной библейской легенде.

41. Биоробот

Выполнив плановый объем работ, я на какое-то время вернулся в Москву, однако в последние дни лета вновь отправился в Эпидавр. На этот раз мне предстояло заниматься забором и установкой алюминиевого каркаса для будущего парусинового навеса. Кроме того, исходя из ложной предпосылки о том, что ремонт вот-вот подойдет к концу, я в преддверии поездки решил, что пора наконец-то заняться декорированием жилища.

Собственно, мы с женой с самого начала договорились о том, что в качестве декора используем исключительно живопись. Выкрашенные в белую краску стены как нельзя лучше подходят для этой цели. Осталось только притащить из Москвы что-то из нашей скромной коллекции, значительную часть которой составляют натюрморты — идеальная основа для оживления стерильных интерьеров.

Да, я обожаю натюрморты и считаю, что композиционно им нет равных, как, впрочем, и в плане выразительности, игры света и цвета. Да и эмоциональная заряженность отдельных работ, по моему разумению, вполне может поспорить с «Криком» Мунка или «Герникой» Пикассо. Взгляните на «Персики и груши» Сезанна, «Голубую скатерть» Матисса, «Подсолнухи» Ван Гога или «Синие сливы» Машкова и поймете, что я нисколько не преувеличиваю.

Друзья нещадно подтрунивают над этой моей страстью и, намекая на мою гастрономическую озабоченность, утверждают, что, прикрываясь любовью к изображению «мертвой природы», я на самом деле коллекционирую «мертвую еду». Если вдуматься, то правда в этом есть. На многих полотнах действительно изображены садовые дары. С другой стороны, что может быть живописнее, чем затейливые рельефы айвы, разрубленный напополам гранат или треснувший от спелости инжир? А если все это к тому же выписано талантливым художником?

В общем, отобрав часть холстов и получив соответствующее разрешение на вывоз «культурных ценностей» за границу, я потащился в Шереметьево, чтобы отправить самому себе художественный авиагруз. По плану, я через несколько дней должен был самолично получить его в Афинах.

Прилетев в Грецию, я направился в грузовой терминал, где предъявил документы на получение объемистого ящика, под завязку набитого рисованными фруктами. Тут выяснилось, что разрешение на вывоз является внутри-российским документом и никого не интересует. Таможне было важно знать только одно: почем были куплены полотна. По неопытности никаких чеков я с собой в тот раз не захватил.

Несмотря на то что почти все картины были датированы последним десятилетием, греки, придерживаясь буквы закона, арестовали мою коллекцию и отправили ее на специальный склад, в то время как мне вменялось в обязанность вступить в переговоры с Национальным министерством культуры. Заполнив кучу бумажек и потеряв два дня, я смог подготовить надлежащий документ, принятый к делопроизводству.