Мой брат, мой враг

На столе в беседке, увитой изабеллой, появилась бутылка коньяку. Хозяйка принесла сюда сваренные вкрутую яйца, рулет, заправленный чесноком, огромные мясистые помидоры. После первой же рюмки начался разговор по существу.

До поры до времени проблем с продажей мяса у Кобылкина не было. Но с месяц назад впервые на рынок наведались непонятные парни. Сказали, что это отныне их территория, что они на ней устанавливают свой порядок, а за это им надо платить. Ну, раз заплатили, два. А потом их ставки расти начали, да так, что потерялся смысл заниматься торговлей.

— И много брали? — спросил Бильбао.

— Так я ж говорю, что, етить, смысла теперь никакого нет на рынок ездить. Это удар по государству, Бильбао. Я у кого мясо покупаю? У стариков да старух из глубинки. Не куплю — они же завтра скот перестанут держать, потому что на мои живые деньги там и комбикорм достают, и сено. И таких частников-заготовителей только в нашем городе я знаю восьмерых. У всех сейчас руки опустились. Потому и говорю: если посмотреть на вопрос политически…

— Политически я не умею, — сказал Бильбао. — В милицию обращались?

— Без толку. По рынку-то менты ходят, но в аккурат перед набегом исчезают. А нам потом говорят: у нас, мол, полно и других объектов. Но мне кажется, боятся они сами этих лысых.

— Почему лысых?

— А те, кто деньги у нас забирает, под ноль стригутся. И все как на подбор крупные бугаи. Ты Малашенка не знал? Он тоже ведь не подарок, в морфлоте служил, корову кулаком убивает. Отказался Малашенко им платить, и они его отделали так, что в реанимацию попал.

— И никто за него не заступился?

— Вот с этой рукой, — поднял Кобылкин культю, — разве навоюешь? И почти все продавцы такие: то больные, то старые. Это тоже политический вопрос, между прочим…

Бильбао поморщился:

— Да черт с ней, с политикой. Лучше скажи, сколько этих бугаев к вам приезжает.

— Когда четыре, когда пять. Так что и не знаю, стоит ли завтра за заготовку ехать, чтоб к выходным, значит, на рынок попасть.

Бутылка вроде как сама собой оказалась пустой. Хозяин позвал было жену, чтоб та принесла продолжение, но Бильбао уже поднялся из-за стола:

— Спасибо, хватит. Будешь сыну письмо писать — привет передай.

— Передам, а как же!

Кобылкин пошел провожать гостей до калитки. Те не сказали о деле ни слова даже тогда, когда потопали по щербатой асфальтовой дорожке, проложенной вдоль домов, в сторону моря. И он неуверенно крикнул уже им вдогонку:

— А с мясом-то, етить, как быть? Ехать на заготовку или уже и не надо никогда?

— Дак а чего ж, — пожал плечами Бильбао. — Непонятно разве? Раз друг помочь попросил…

— Добро. Так я и всем своим скажу!

Пустынна была эта улочка. Жара прогнала стариков в дома, молодых к морю, и только тощие коты отрешенными взглядами провожали сытых воробьев, перелетающих с дерева на дерево. Сиротка откровенно зевал: коньяк уже расслабил его.

— Бильбао, мы куда, купаться?

— Не знаю.

— Встряхнуться охота, не то засну.

— У тебя дел впереди много, — сказал Бильбао. — К поездке на рынок в Светловск надо подготовиться. Наших всех собрать, поговорить с ними, кого они еще с собой прихватить могут.

— А зачем нам армию собирать? Кобылкин же говорил, что этих пацанов от силы человек пять.

— Кобылкин еще говорил, что они Малашенко ребра поломали. А я драться с ними не хочу.

Сиротка остановился, даже рот разинул:

— Бильбао, ты боишься?

Тот покрутил головой:

— Я о другом. Драка ничего не решит, братан. Мы им, конечно, морды начистим, но через неделю они вновь наших мужиков ограбят. Надо, как в футболе говорят, показать сопернику скамейку запасных. Надо сделать так, чтоб они сразу и навсегда поняли: вякать на нас нельзя, мы — сила. Сообразил?

— Бильбао, у тебя голова!

— Эй, тельняшки-двойняшки!

Это уже раздался голосок от дома, мимо которого братья как раз проходили. Нина, женщина лет двадцати двух, крепко сложенная, с пышным бюстом, в огромных солнцезащитных очках, со взбитой прической, поманила их пальцем от калитки:

— Ребята, я завтра уезжаю, а выпить еще осталось. Хотелось бы это осуществить с приятными людьми. Вас я к таким отношу. Зайдете?

Нина приехала сюда аж из Москвы, где пела в ресторанах, а теперь вот ее пригласили в одну знаменитую, вовсю раскрученную группу, название которой она не говорит, чтоб не сглазить. После отдыха у моря ей предстоит подписать контракт. И первые же гастроли с ее участием — за рубежом. По этому поводу она уже проставлялась, попав в компанию с Бильбао, и тогда же, прямо на ночном пустынном берегу, поняла, почему знакомые подруги в восторге от местного плечистого дикаря, закусывающего коньяк луковицей и не умеющего держать вилку.

— А как же, Ниночка, зайдем! — сказал Сиротка, потирая грудь. — Только зови и свою подругу. У тебя была, черненькая такая.

— Нет, — одновременно с ним высказался Бильбао. — За счет дачниц не пью.

Женщина встряхнула копной рыжих волос: — И что ты по такому поводу предлагаешь?

Сиротка сказал чуть тише, так, чтобы слышал лишь Бильбао:

— А не мешало бы оторваться. У Кобылкина пригубили — и ни то ни се. Муторно на душе.