Читаем Мои друзья и знакомые полностью

Вот в этих-то сообщениях, найденных, прокомментированных и

изданных нашим знакомым А.-З.Валиди, когда он оказался в эмиграции, и можно найти рассказ о странных обычаях живущих в северных странах

племен, которые " если увидят человека, обладающего подвижностью и

знанием вещей", то" берут его, кладут ему на шею веревку и вешают его

на дереве, пока он не кончится", считая, что это принесет благоволение

богов и удачу всему народу. Надо честно сказать, что обычаи в наших

края с ибн-фадлановских времен сильно усовершенствовались и в

последние века кое-кому удалось избежать такого жертвоприношения.

17

Сергей Эйгенсон (Марко Поло) Будем надеяться, что дальнейший прогресс не заставит себя ждать уж

очень долго. Во всяком случае, хотелось бы.

***

Скоро, выходит, двадцать шесть лет, как умер Василий Алексеевич. И

семнадцать лет, как ушел его бывший ученик Дима Мирошник. Я-то

пока живой, за мной и долг - вспоминать, как уж получается, об их

жизни. Кого помнят - тот ведь еще не до конца умер.

Фотографии пришли ко мне приложениями по Сети. Дима свою прислал

в одном из первых писем. А фото Василия Алексеевича мне бы не

добыть, если бы не помогли старые школьные друзья, одноклассники

мои Жанночка и Саша. Значит - и они его помнили, да, наверное, и не

только они.

ГАРИК

Появился у меня новый приятель. Был он не из нашей лаборатории, но с

моими ближайшими коллегами знаком хорошо, с одним из них учился в

«керосинке». Так что иногда, не особенно часто, засиживались после

работы за стаканом разведенного. Ну, а потом мы с ним просто

подружились. Звали его Гариком. Был он на самом деле Игорь

Макариевич, абсолютный славянин и по отцу, тенору из Большого, и по

матери из старой русской интеллигентской семьи, но в кругу друзей

основное имя у него было - Израиль Маркович. Имя это произошло

исторически и связано с эпизодом, который сразу даст о нем некоторое

представление. Я-то с ним в те годы знаком еще не был, но рассказ этот

слышал от него самого и от его старых друзей многократно, в разных

вариантах, и, по правде сказать, был одним из главных редакторов

окончательной канонической версии.

Будто бы, курсе на третьем (т.е. в 1966 году, что важно по

обстоятельствам места и времени) заигрался Гарик у друзей в преф где-

то на Балчуге. Каждая пуля сопровождалась тогда еще дешевым

коньячком, и, когда он отправился заполночь домой, пешком на Полянку, то был уже во взвешенном состоянии. Идет через Пятницкую и Ордынку

и не особенно контролирует свою жизнедеятельность, ну, остановился

отлить. Через пару шагов хвать его под белы руки - и на станцию метро

"Новокузнецкая". Как учит нас Александр Исаич, при всех комнатах

милиции всегда найдется закуток "Конторы". Ну, может и не во всех. А

тут был. Гарик сначала ситуацию оценил неправильно, начал убеждать

собеседников, принимая их за простых ментов: "Ребята! Да я же

трезвый!". Ему на это: "Мы и не сомневаемся. Расскажите, что Вы делали

у стены израильского посольства?". Действительно, было тогда на

Ордынке посольство, которого через год надолго не стало. Он, наконец, 18

Мои друзья и знакомые

сообразил обстоятельства, но что ответить, не знает. И начал излагать

противоположную версию: "Ребята! Отпустите меня, я не по вашей

части, я - пьяный!" Такая смена позиции комитетчикам не понравилась, и

Игорю маленько вложили, чтобы склонить к откровенности. Тут его

осенило, и он доложил, что именно он у той стены делал. Ему еще

добавили, за попытку ввести в заблуждение. Он чуть не плачет. Больно

же! Наконец, сообразил сказать: "У вас же там в будке милиционер сидит

из полка охраны посольств, скажите ему пусть подойдет к тому месту и

проверит, чем пахнет". Через пять минут подтверждение было получено, Гарику последний раз дали по шее и посоветовали больше не попадаться.

Дома он уж после этих треволнений оказался под утро. В ВУЗ попал уже

на следующий день, рассказал, ожидая сочувствия, близким друзьям о

своем горе - и до конца жизни стал для них Израилем Марковичем.

Мы с ним в одной конторе служили - ВНИИ по нефтепереработке, его

однокашник Женя Бобковский, как уже сказано, работал в нашей

лаборатории. Познакомились за стаканом «хищенки» под черный

хлебушек и быстро подружились. И на всем нашем знакомстве - а

прожито вместе полжизни, лежит явственный отпечаток некоторого

безумия, как в описанном эпизоде. Так всегда - вплоть до его

трагического и до сих пор непонятного исчезновения.

Перейти на страницу:

Похожие книги