Мои двадцать пять лет в Провансе

На недостаток времени жалуются все – британцы, американцы, бельгийцы, немцы, парижане. Именно они и образуют ежегодное летнее нашествие на Прованс в надежде вновь ощутить прелести более простой и спокойной жизни. Но то, как люди реагируют на выпавший им период вынужденного безделья, различается от одной нации к другой, и мне многие годы было интересно за этим наблюдать.

По энергичности, любознательности и энтузиазму пальму первенства следует отдать американцам. Для них Прованс – это поставленная задача. Ранним утром американцев можно увидеть в кафе, где они планируют свой день. Вооружившись путеводителями и частенько лэптопами, они вычисляют время и расстояния между теми достопримечательностями, которые они хотят увидеть до обеда, прикидывают, где лучше пообедать и куда пойти после. Подготовка тщательная, программа изматывающая, но они же приехали из самой Филадельфии, и ни одна драгоценная секунда не должна, черт возьми, быть потрачена впустую! Мне всегда кажется, что, вернувшись в Штаты, им нужно будет взять пару выходных, чтобы прийти в себя.

Недавно я спросил месье Фаригуля, что он думает о наших многонациональных приезжих. Например, о моих соотечественниках-англичанах. На этот и другие вопросы он отвечал почти все утро.

В целом, по его словам, англичане вполне приемлемы: более или менее вежливы и воспитанны, помимо тех случаев, когда возникает проблема общения с людьми, не говорящими по-английски. Когда англичане оказываются среди говорящих по-французски французов, нередко проявляется то, что Фаригуль называет «англосаксонской контратакой». Все начинается с вопроса, заданного по-английски и обычно адресованного официанту. Англичанин может спросить, где в кафе туалет или продается ли здесь английское пиво, но в любом случае ответ официанта одинаков – поднятые брови, озадаченное выражение и пожатие плеч. Не желающий отступать англичанин повторяет вопрос – все равно по-английски, только на этот раз громче. Потом еще громче. В конце концов смущенный официант удаляется, чтобы обслужить того, чей заказ он в состоянии понять.

А вот англичанки, по Фаригулю, менее шумные и более цивилизованные. Правда, им не нравится чай, который подают в провансальских кафе. Он и в самом деле плохой, безвкусная пародия на настоящий английский чай. Кроме того, их неприятно удивляет, что мужья начинают пить вино в десять утра. Но мужчины есть мужчины, что тут поделаешь! Особенно в отпуске.

Далее мы обсудили приезжих немцев. По словам Фаригуля, для них Прованс – это «bière et bronzage»[68]. Им вечно хочется пить, и они всегда организованны, хотя до американцев все же недотягивают. Что касается бельгийцев, то единственное замечание Фаригуля повторило то, что об этой нации, как правило, говорят во Франции: своей привычкой ездить посередине дороги они ставят под угрозу жизнь добропорядочных французов.

Гораздо откровеннее Фаригуль высказался о парижанах: «Такое высокомерие, такой снобизм! Варятся в своем парижском котле, а к нам относятся как к деревенщине. Смотрят сверху вниз, оставляют жалкие чаевые, вечно недовольны жарой и ценами, критикуют наши рестораны. Не знаю, зачем они вообще приезжают. Сидели бы на своей Ривьере».

Мне трудно было поверить, что он говорит серьезно. «Не могут же все быть такими!»

«Конечно, есть исключения, – ответил он. – Например, один мой хороший парижский друг. Скромный и с чувством юмора».

К сожалению, один хороший друг не смог изменить отношение Фаригуля к остальным, и он потопал обедать, все еще бормоча про парижан что-то нелицеприятное.

В последнее время к списку ежегодных отдыхающих иностранцев, к которым даже у Фаригуля не должно возникнуть претензий, добавились японцы – если, конечно, ему удастся их заметить. Мне ни разу не пришлось быть свидетелем некорректного поведения представителей этой нации или услышать, чтобы они громко кричали. Собравшись за столиком кафе, они не говорят, а щебечут. Самые громкие звуки, которые я слышал от японцев, – это бесконечные щелчки камеры на смартфонах. Ничто не ускользнет от их любопытных объективов: игроки в шары, художник, склонившийся над мольбертом, целующаяся парочка, собака, удирающая с украденным багетом. Кажется, их живо интересуют все явления нашей деревенской жизни.

Так незаметно протекает лето. Ты уже привыкаешь к запруженным туристами улицам и мельканию иностранных лиц, но тут заканчивается август, начинается сентябрь, и с поразительной скоростью все это исчезает. Вновь настает мир и спокойствие. Жители деревни, которые за два месяца почти не общались друг с другом, снова оккупируют кафе и рестораны, где обмениваются рассказами «про туристов» и планами на грядущую зиму. Ранним утром в воздухе явно ощущается холодок. Возвращаются шарфы и свитеры, в деревне чувствуется новый прилив энергии, словно пришла вторая весна.