Мои южные ночи

Ужас охватил все мое существо. Парализующий, удушающий, выворачивающий наизнанку. Это было больнее, чем получать от Синего рукавицей по морде, больнее, чем когда меня валили на бегу и прижимали к земле. Страшнее, чем когда меня, затянув шею веревкой, пихали в машину. Меня захлестнуло паникой: я не хотела здесь оставаться, я рвалась домой, к ней, к Любимой. Чтобы быть с ней рядом, чтобы защищать ее от всего мира, чтобы чувствовать тепло ее рук и целовать ее безволосую морду. Меня же снова обманули, привезли куда-то, где оставаться я не желала. Растерянность, разочарование и страх привычно трансформировались во мне в ярость – пьянящую, ослепляющую, требующую немедленного выплеска. Я больше не была безответным щенком, меня научили бороться, драться, настигать, ненавидеть противника. И теперь я твердо намерена была биться за свое счастье.

Я уже не слышала, что еще говорила Тамара Андреевна, затаилась. Но как только она сняла с меня намордник и передала поводок Желтому, а тот потянулся к моему уху, наверное, чтобы посмотреть номер, я, улучив момент, рванулась в сторону. Сделала все так, как раньше, на тренировках, и почувствовала, как меня охватывает знакомый восторг преследования и боя. Ощутив себя свободной, я бросилась вперед, толкнула лапами, сама не понимая кого, клацнула клыками, подбираясь к горлу – сжать и давить, давить, пока враг не захрипит, подыхая. Победить, уничтожить, разорвать!

– Найда, фу! Стоять! – орал где-то в алом мареве голос Тамары.

Но я не желала слушаться приказа, не желала признавать ее своей хозяйкой. Я хотела подчиняться только Любимой. А эти все были мне чужими, и я обязана была их уничтожить.

Я рванулась на ее голос, на голос моего заклятого врага, и вцепилась, повисла зубами, укоряя себя, что не смогла сразу достать до горла. В пасть мне набился какой-то пух, а затем на языке появился солоноватый привкус крови. Да, это была кровь – до сих пор я не знала этого вкуса, но звериный инстинкт сразу дал мне понять, что это такое. Я смогла, я все-таки ранила ту, которую ненавидела больше всего на свете. И от этого осознания меня еще пуще захлестнуло восторгом. Я почти победила, почти поборола ее. Теперь только повалить и…

Но не успела я сделать еще рывок, как все мои внутренности вдруг словно взорвались от боли. Что-то изо всех сил ударило меня под ребра. И еще, и еще. Я взвыла от дикой муки, от ощущения, что кто-то вспарывает мне кишки, ломает кости, крошит в труху все мое тело.

– Ах ты сука! – орала Тамара. – Мало тебя воспитывали, сука? Ты что, слушаться разучилась? Ну так я тебя отучу на своих бросаться.

– Тамара Андреевна, у вас рука в крови, – причитал где-то рядом Розовый.

– Стойте, вы ее так убьете! – проговорил надо мной Желтолицый.

– А ты меня еще поучи! – хрипела Тамара. – Я кинолог с тридцатилетним стажем, я ее приструню, тварь такую, чтобы и рявкнуть на хозяина не смела.

«Ты мне не хозяин», – хотела пролаять я, но уже не могла.

Мне не хватило совсем чуть-чуть. Еще рывок – и я смогла бы ее повергнуть. Но тяжелые ботинки с твердыми носами снова и снова вбивались мне под ребра, и с каждым ударом сил у меня оставалось все меньше. Я не помнила, как подломились лапы, осознала только, что всем телом лежу в раскисшей грязи, прижимая уши под сыпящимися на меня ударами. В пасть набилась земля, заглушая привкус крови, перед глазами все закружилось: и будки, и деревья, и ворота, и мелькавшие надо мной ботинки. Я уже не могла дышать, больше всего на свете мне хотелось закрыть глаза и провалиться в наползающую темноту. Но что-то не давало мне смириться, какая-то сила словно тащила меня вверх, приказывала: «Держись! Дыши! Живи!» И я, теряя сознание от невыносимой боли, цеплялась за нее ослабевшими лапами, когтями, зубами и все еще прерывисто дышала.

Удары к этому моменту уже прекратились, надо мной раздавались только голоса.

– И что теперь?

– Теперь? В дальний вольер ее, пускай отлежится. Ничего-ничего, оклемается, сильная тварюга. Таких жестче всего обламывать нужно, чтобы знали свое место.

– А может… Может, не надо нам ее… – опасливо пробормотал Розовый.

– А что, боитесь, Абай ваш не справится? – насмешливо спросила Тамара.

– Справлюсь, – коротко бросил Желтолицый. – Только смысла не вижу. Зачем ломать животное? Есть множество собак, получающих удовольствие от караульной службы…

– А это уже не твоя забота, – оборвала его Тамара.

– Ох, да у вас весь рукав в крови. Сильно она вас порвала… – снова заблеял Розовый.

– Ничего, жить буду. Где тут у вас лазарет, говорите?

Потом я увидела, как над головой моей зависло лицо Тамары, и голос ее произнес:

– Ну что, уяснила, кто здесь главный? Смотри мне, чтоб без глупостей с этого дня.

Если бы только у меня оставалось хоть немного сил, я бы прыгнула и вцепилась ей в морду. Но я сейчас не могла оторвать и лапу от земли. И в наползающем забытьи понимала, что я оказалась слишком слаба. Тамара победила, я теперь обязана была ей подчиниться.

* * *