Мой капитан

Он приоткрывает дверь, за которой слышатся счёты. Муж-и-Повелитель сидит у стола, глядит в какие-то бумажки и — кык! кык! — перекидывает круглые костяшки на счётах. Косточки чёрные и жёлтые, краска кое-где стёрлась, и видно, что они вовсе не косточки, а деревяшки — сухие, лёгкие и старые. Кык! Кык! Пете совсем нечего делать. Он не знает, как позвать: Муж-и-Повелитель или Лёка?

Петя просто скрипит дверью. Муж-и-Повелитель оборачивается, и лицо у него как косточка на счётах.

— Мне нечего делать, — говорит Петя.

Муж-и-Повелитель смотрит на него и жуёт губами. Раньше Петя думал, что он что-нибудь сладкое жуёт. Но теперь знает, что никто бы ему столько сладкого не дал. Он просто так жуёт, без еды.

— Иди сюда, я тебе игру сделаю. Это замечательная игра.

Муж-и-Повелитель берёт газету и ножницы, газету складывает в несколько раз, так что она делается толстой. Потом ножницами режет её сверху.

Сперва режет кругло: это голова. Потом режет узко: это шея. Потом режет длинно: это туловище и ноги. И наконец, совсем тонко: это руки.

— Раз-два-три! — говорит он и перестаёт жевать.

Но тут падают ножницы. Он их не поднимает и сердится на Петю:

— Оставь, оставь! Пусть валяются! Лучше посмотри, что у нас вышло!

И разворачивает то, что осталось от газеты.

Получается много-много газетных человечков. Они держатся за руки, и ноги у них тоже соединены — носок одного к носку другого!

— А?! — радуется Муж-и-Повелитель. — Видал? Теперь будешь играть — не наиграешься! Я всё детство с ними провёл!

Петя берёт этих человечков с газетными лицами. Они все одинаковые и свисают, как ёлочные гирлянды.

Один раз — это было давно, ещё зимой, — Петя видел, как мама наряжала ёлку.

Она думала, что он уже спит, а он не спал — сделал в одеяле окошечко и смотрел.

— Ты как будто не рад, — удивляется Муж-и-Повелитель.

— Нет, я рад, — говорит Петя.

Ему хочется спросить, как с ними играть. А ещё — что такое «Лёка».

— Ну, теперь иди, — говорит Муж-и-Повелитель.

А счёты лежат на столе. И у каждой костяшечки своё лицо. Слышно, как хлопает дверь и Нина Игоревна стряхивает в сенях пальто.

Петя скорей подбегает к столу:

— А вы мне дадите пощёлкать?

Муж-и-Повелитель кладёт на его плечо руку — лёгкую, тоже как из дерева.

— Никогда не трогай мои счёты, — говорит он медленно и тихо.

Но Нина Игоревна всё же слышит.

— Не пугай ребёнка! — кричит она из-за двери. — Он и так вялый.

Петя осторожно складывает газетных человечков — голова к голове, ручки к ручкам — и идёт в свою комнату. Он вытаскивает из-под кровати чемодан и кладёт человечков на самое дно.

Ему хочется заплакать.

Ему почему-то жалко Мужа-и-Повелителя, будто он меньше Пети. Вот подарил ему своих человечков, в которых играл всё детство.

А Пете они не понравились.

СЕДЬМАЯ ВОДА

Седьмую Воду, по имени дядя Борис, Петя ещё не видел. Дядя Борис приходит, когда все уже спят. Сразу в сенях начинает что-то падать, и Нина Игоревна громко говорит:

— Ну, явился — не запылился!

А Седьмая Вода молчит. Петя сколько раз думал встать поглядеть, но глаза не открывались, ноги с кровати не спускались — так и не поглядел.

Как-то утром Петя встал, а за дверью у Седьмой Воды была слышна гитара. И кто-то — бу-бу-бу! — тихонечко пел.

— Опять кого-то по ветру пустил! — сказала Нина Игоревна и увела Петю за руку от двери.

Потом вошла к Пете в комнату и так и ахнула.

— Ты не убрал свою постель!

— Я не успел, — сказал Петя.

— Как это — не успел? С этого всё и начинается.

— Что — всё? — спросил Петя.

— Человек превращается в зверя, вот что.

— Как это?

— А вот так. Зверь не работает, только по лесу рыщет. И ты работать не хочешь.

— Но я не рыщу.

— Это пока, — сказала Нина Игоревна. — Это пока ты маленький.

Петя побыстрей убрал постель, чтобы Нина Игоревна ещё чего-нибудь не сказала. Потом спросил:

— А кого это дядя Борис по ветру пускает?

— Людей, — ответила Нина Игоревна и ещё больше рассердилась.

— А как? Как он их пускает?

— Это уж у него спроси.

Нина Игоревна ушла из комнаты и хлопнула дверью. А потом и из дому ушла. И тоже хлопнула.

А Петя пошёл к Седьмой Воде. Он теперь не боялся, потому что хотел спросить. Совсем не боялся. Вот постучит в дверь и войдёт.

Гитары уже не было слышно.

Петя потрогал ручку двери: она была холодная и немного ржавая.

Потом стал глядеть на дверь: белая краска с неё кое-где слезла, и в одном месте, где она слезла, получилась коричневая собака с длинным хвостом. А в другом — просто коричневый столб и на нём шляпа. Петя постоял ещё немного возле этой собаки и столба со шляпой и тихонечко пошёл к себе.

Когда он открывал свою дверь, в коридоре что-то щёлкнуло.

Петя оглянулся, а там стоял человек. Он немного согнулся, наклонил голову.

Он был высокий, толстый и добрый. Особенно было видно, что он добрый, потому, что он так стоял.

Петя сразу догадался, кто это.

— Иди сюда, — сказал этот человек.

Вблизи он был как игрушечный: бархатные штаны, бархатная куртка, волосы на голове топорщатся — наверное, мягкие. И глаза какие-то такие же.