Мой конь розовый

Журналист:

Народ у нас огромный, единый, все хорошее и все плохое – сразу обретает огромный масштаб! Огромную силу. Вот почему надо всем теперь перестраиваться. Прежде всего душой, я бы сказал – психикой всей. Особенно литературе! Пусть писатели думают, пусть ошибаются, художники даже ошибаются лучше, чем чиновники, всякие «кураторы», глаголят свои мертвые прописи! Главное – литературе должно быть возвращено право – вперёдсмотрящей. Не пристало ей повторять газетные и докладные зады: вред от этого повсеместный, большой, долгий… И почему это администраторы-кураторы возомнили себя всезнающими, всеумеющими?.. Все потому лишь, что в их руках административная власть!..

Но – вернемся к теме. Убежден, что проблема полового воспитания возникает там, где нет трудового воспитания! Проще говоря – труда! Мы труд то и дело заменяем спортом, спорт становится самоцелью, становится профессией! И все мусолим это «гармоническое развитие». Уж очень упрощенно понимаем – «в здоровом теле – здоровый дух»! В здоровом – само по себе теле – может быть и больной, и злой дух! Нужно духовное чувство жизни! Прочтите еще раз «Митину любовь» – еще и как врач, как психолог, как автор своей работы. Побеседуйте с ребятами, которые тоже раз и другой раз прочитали. И беседу поверните на «свою тему»! Ведь убило Митю – «удовлетворение»! Несомненное с точки зрения физиологии, медицины, природы… Но более, чем сомнительное удовлетворение – с точки зрения духовного чувства любви! То есть, нет здесь природы, есть лишь попытка ее обмануть, обойтись одной бездуховной физиологией. И она же, природа мстит за обман – она вкладывает в руку Мити револьвер. Не заменить Катю Аленой! Потому что Катя – любимая, а Алена – не любимая! Объясните Мите, сотням Митям, что такая «замена» – самоубийство! Не метафоричное – сущее! Объясните Кате, сотням Кать, что «замена» нелюбимого Мити, или неосознанно нелюбимого Мити, директором театральной школы – равно самоубийству – и половина вашей задачи уже будет решена. Все зависит, конечно, как «объяснить» этот шедевр… «Объяснение» – по меньшей мере – не должно быть ниже!.. По сути – можно дальше написать – Бунину, то есть, можно было написать затем – «Катину любовь». Катя бы тоже вполне могла – не нарочито, не заданно, из жизненно-художественной логики – могла кончить самоубийством. Ведь и Катя – хоть и более, по-женски, «адаптированная» – артистичная натура, тоже, хотя и по-другому, метущаяся, ищет не только любви, но и места в жизни, и не только места, но и смысла! Равно, как чревата трагедией Митина «беспочвенность» – любовь опередила поприще, цель служения, вся предопределенность беды. Катина «трезвость» не лучше Митиной «безпочвенности». Где-то их судьбы еще раз пересекутся!.. Подобно, как судьбы Треплева и Нины Заречной, когда оба другие, оба «отрезвевшие», хотя не одинаково еще надорвавшиеся… Помните, там же, в «Митиной любви», – «Меж нами дремлющая тайна, душа душе дала кольцо»… Как важно суметь почувствовать, пробудить эту тайну, из двух душ отковать одно кольцо бесконечной любви… Дерзайте! Прорубите окно в этом мрачнейшем, наполненном и иссушающими химерами воображения и реальными страданиями, лабиринте – на пути к духовной любви… Там же, помните, слова Ницше: «Тело твое есть высший разум»… Как всегда, он, Ницше, проницателен, но озарения его надо ставить с головы на ноги: он не любил людей, не любил жизнь! «Тело» – лишь часть разума! Оно обязано его слушаться! Научите этому молодых, – то есть, подскажите им путь к нравственной свободе, и они выберутся из лабиринта. Пусть Протасов, приятель Мити, не так глубок и прожжен, как хочет казаться, но ведь слово его пророческое в отношении Мити! Помните? «Есть же особи в мире животном, коим даже по штату полагается платить ценой собственного существования за свой первый и последний любовный акт»… Нет, Митя, не такая «животная особь»… Он погибает именно потому, что природой приготовлен для духовной любви, а жизнью не приготовлен к ее заменам! Вот у меня еще выписка: «И пошел теплый, сладостный, душистый дождь. Митя подумал о девках, о молодых бабах, спящих в этих избах, обо все том женском, к чему он приблизился за зиму с Катей, и все слилось в одно – Катя, девки, ночь, весна, запах дождя, запах распаханной, готовой к оплодотворению земли, запах лошадиного пота и воспоминание о запахе лайковой перчатки».

То есть, – на первом месте – Катя, в центре мира – Катя, все она одна олицетворяет, воплощает, осуществляет… Нет Кати, нет мира, нет жизни… Алена окончательное подтверждение. Любовь здесь равна жизни, а нелюбовь – нежизни…

Врач: Но что это? Митина любовь, то есть? Да не любовь она – она страстная юношеская влюбленность, которой не дано еще стать духовной любовью. Митя лишь у преддверья ее. Вот почему, по-моему, важно услышать разум по поводу любви-влюбленности не как «тело», а как поэзию юности, завязь духовной любви, как цветение пока без плодов. Не помешать, не поторопить это цветение… Не так?