Мои красные туфли

Часы показывали всего лишь пять, однако нервы сдавали, и единственным выходом представлялся сон. Постель неудержимо манила, и Карли не собиралась упорствовать. Сняв все лишнее и оставшись в симпатичном, в мелких розовых маргаритках, бельишке, она забралась под одеяло. Мамочка признавала лишь скромное чисто-белое белье. У Карли же выработалось собственное понимание индивидуальности и роскоши. В него, в частности, входило правило: никогда не покупать трусы в упаковках по три штуки, носки дюжинами, а бюстгальтеры по признаку износоустойчивости. Ящик, доверху наполненный яркими, веселыми и разнообразными дамскими принадлежностями, служил достойной компенсацией за проведенное в тоскливо-однотонном белье детство.

Разбудил Карли отчаянный трезвон будильника. Вернее, спросонья ей так показалось. На самом деле это отважно и добросовестно чирикал сотовый телефон, пытаясь пробиться из застенка кожаной сумочки.

— Да, слушаю, — с большим опозданием отозвалась Карли.

— Куда ты, черт возьми, запропастилась? Я уже целую вечность пытаюсь дозвониться!

Куинн не считал необходимым тратить время на приветствия и прощания. Любезностям место в разговорах друзей. А Куинн — агент: умный, проницательный, настойчивый и агрессивный, из тех, кто приходит первым, а уходит последним. Об успешности его работы ярко свидетельствовали и впечатляющий, мощный список клиентов, и дом на Голливудских холмах. Это был не только дом, а еще и «висячие сады Семирамиды» в современном исполнении: с бассейном на нескольких уровнях, с террасами, удивительным розарием и даже собственным водопадом. Не так давно «Архитектурный дайджест» напечатал весьма впечатляющие снимки этого роскошного поместья. Интимно-близкий друг Куинна, Глен, никогда не появлялся вместе с ним на людях и в отличие от дома никогда не фотографировался на всеобщее обозрение.

— Привет, Куинн. Есть новости?

— У тебя перезапись в Санта-Монике: тот ролик о компьютерах, с которым ты работала на прошлой неделе.

— Им не понравилось то, что получилось? — уточнила Карли, давая выход собственным навязчивым страхам.

Сомнение в голосе не ускользнуло от внимательного Куинна.

— С какой стати что-то должно не понравиться? Разве ты плохо читала?

— Нет, что ты! Я просто так спросила. — Она явственно ощутила враждебные волны. Куинн не выносил неудачников.

— Дело вовсе не в тебе. Просто потребовалась еще одна копия — что-то там с мегагерцами или с мегабайтами и с мега-черт-его-знает-чем. Так что ровно в девять в студии. Смотри не провали дело. — Он отключился, даже не попрощавшись.

Бундкюхен! Теперь ей придется заменить предыдущую читку, сделанную удачным голосом, на новую — нынешним, обреченным на провал, охрипшим от почти получасового крика. Обычно Карли относилась к собственному голосу как к драгоценному инструменту — собственно, только такого отношения он и заслуживал. Однако в ее вселенной общество Эвана плохо уживалось с рациональным мышлением. Ворча на саму себя за глупость, Карли сунула в рот мятную пастилку и бросилась под горячий душ в надежде хоть немного оживить связки.

Едва Карли вышла из душа, как раздался звонок в дверь. На пороге стояла Дана — в красном топике, джинсах и на высоченных каблуках. В каждой руке она держала по огромному мороженому, очевидно, в качестве входной платы. «Чанки-манки» от «Бен и Джерри» для себя и земляничное от «Хаген-Дац» —для подруги. Карли печально, мятно-эвкалиптово вздохнула и жестом пригласила войти.

Голубые, совсем в стиле Веджвуда, стены гостиной гармонировали с кремовой отделкой. Высокое французское окно, задернутое тонким вышитым тюлем, выходило в мощеный внутренний дворик, по периметру которого выстроились горшки с красной геранью. Напротив выложенного кафелем камина стояла синяя с белым велюровая тахта. Рядом с ней — кофейный столик. Возле камина по-хозяйски расположилось массивное кресло-качалка из клена. В углу примостился узкий шкафчик, в котором прятались небольшой телевизор и аудиосистема. Художественное оформление заключалось в перекинутом через спинку кресла пледе, расставленных по всей комнате фотографиях в красивых рамках и нескольких выполненных углем этюдах обнаженной модели над камином. Пространство выглядело чисто женским, однако вовсе не перегруженным эстрогенами.

Посреди тахты жирной черной кляксой распластался Один. Слева от него сидела Дана, а справа — Карли. Обе с наслаждением поглощали мороженое.

— Спасибо за мороженое, Дана, — едва слышно прошептала Карли. — Моему горлу уже гораздо лучше.

— А что стряслось с твоим голосом?

— Слишком яростно ругалась в машине.

— Это имеет какое-нибудь отношение к Эвану? В ответ Карли промычала нечто невнятное.