Мой личный военный трофей

Тем не менее пребывание Грасса в Москве было очень насыщенным. Посещения редакций (в том числе, конечно, и “Воплей”), Издательства иностранной литературы, интервью, беседы (в том числе и на моей кухне).

Однажды, каюсь (я и перед Грассом покаялась), я согрешила: Грасс планировал поездку в Переделкино к Вознесенскому, но, чтобы утрясти двусторонне удобное время, мне пришлось бы повертеться, что я обычно охотно делаю. Но мне хотелось непременно показать ему очень нравящуюся мне постановку в “Театре у Никитских ворот” — “Гамбринус”. И была наказана: соседи-зрители не проявили понимания к неизбежной помехе — хоть и тихому, но слышному переводу, уставший за день Грасс не очень вникал в действие, и мы раньше срока покинули зал. Мне было неловко перед Марком Розовским.

Примечательна была беседа в издательстве: “Да, мы бы хотели… Но… Правда, политические возражения уже неактуальны, но некоторые сцены, например, в “Жестяном барабане”… откровенные… эротические… у нас не принято…”. Я предложила: подождем, когда и “эротические” препоны отпадут, а пока издадим безобидную в этих обоих смыслах книгу “Из дневника улитки”. Согласились.

Следующий отпуск я провела с “Улиткой”, успев перевести ровно половину книги. Заботу по поводу второй половины издательство сняло с моих плеч — сменилось руководство, соответственно, изменились и планы. Пройдя полпути, улитка отдыхала пять лет, пока издательство, связанное с ПЕН-Центром, которому Грасс был позарез нужен, включило его в первые строки плана новой серии “My best”. Можно, конечно, спорить, “лучшее” ли у Грасса “Из дневника улитки”. Но, во-первых, перевод “Жестяного барабана” потребовал бы двух лет, как это позднее и произошло; во-вторых, “Улитка” дальше всех продвинулась вперед, и вторую половину быстро, но хорошо перевела Елена Михелевич. В-третьих, эта книга мне очень нравится, со всех точек зрения: я разделяю убеждение автора, что Вилли Брандт являет собой максимальное приближение к образу идеального политика; меня волнует глубокое участие автора в судьбе евреев, изгнанных в свое время из его родного города Данциг и рассеянных — кто не погиб — по всему миру; мне импонируют его ирония и самоирония, юмор и сарказм. А как актуальна книга для россиян, которые то и дело шагают к избирательным урнам! [12] Неудивительно, что “Улитка” выползла сейчас из стольких издательств, — поверьте, я для этого и пальцем не шевельнула.

Шевельнуть пальцем, и не одним, пришлось для другого.

Новообразованное харьковское издательство “Фолио” развернуло поистине наполеоновские планы (к чести его надо сказать, что оно их и по сю пору успешно выполняет) по выпуску многотомных собраний сочинений, в том числе и немецкоязычных авторов, для составления которых привлекло меня. Сейчас трудно поверить, но Грасса удалось включить, прибегнув чуть не к шантажу (“Сделаю Дюрренматта, если дадите Грасса…”). “Вы же знаете, издательство только становится на ноги… спрос… Грасс малоизвестен…” Еще бы он был известен, если один из лучших романов ХХ века — “Жестяной барабан” спустя почти сорок лет после своего появления у нас все еще не издан! Только фильм блистательного Фолькера Шлёндорфа, как и его экранизация “Потерянной чести Катарины Блюм” Бёлля, демонстрировался в клубах и окраинных кинотеатрах.

Короче говоря, через два года, в 1997 году, они появились — четыре тома, — жаль, что только четыре, так хотелось хотя бы еще одного тома — для романа “Палтус”. Но и за то спасибо издательству.

Это было своего рода семейное предприятие: я была составителем и комментатором, дочь — редактором. Два года в моей маленькой семье имя Грасса не сходило с уст.

Еще до издательской эпопеи каждый раз, бывая в Берлине, я непременно звонила Грассам и, если они там находились, навещала их на неоднократно поминаемой в его книгах Нидштрассе. Посещения эти были не очень впечатляющими, так как в Берлин они обычно приезжали всего на несколько дней, телефон трещал без умолку, встречи наползали одна на другую, то и дело с кучей бумаг входила секретарша.

Зато каждая из двух поездок “на север”, в Беленсдорф — деревушку неподалеку от Любека, была праздником души. Так же их воспринимал и Ахим Рошер, главный редактор журнала “Нойе дойче литератур”, давний мой друг еще со времен “Воплей”, на чьей машине мы отправлялись в путь. Ему удавалось при этом получить что-то от Грасса для журнала, который после объединения переживал не лучшее свое время.

Два маленьких эпизода, связанных с первой поездкой, — один забавный, другой до сих пор греет мне душу.

— Скажи, сколько тебе лет? — спросил за кофе Грасс.

— Сколько Мафусаилу.

— А точнее?

— Год рождения — 1920.

Грасс сдвинул очки на кончик носа, уставился на меня и серьезно сказал:

— Знаешь, не надо быть такой честной.

Перед нашим отъездом, нагрузив до отказа багажник огромными, какого-то необыкновенного сорта яблоками (большой сад — гордость Уты) и вареньями (“Куда столько?” — “Раздашь друзьям”), Гюнтер сказал:

— Ты выглядишь усталой. Завтра мы на три недели уезжаем в Португалию, оставайся здесь, отдохни.