Мой любимый друг

Последнее слово она произнесла одними губами, но тот, кому они предназначались, всё услышал. Медленно Паша приподнялся, наклонился и, глядя Алине прямо в глаза, нежно поцеловал.

Глава 48

Всю субботу мамаши отсыпались, позволив своим детишкам вдоволь нагуляться. А в воскресенье зарядил такой дождь, что никому и в голову не пришло бы и нос на улицу высунуть. Вера Георгиевна возжелала устроить день, перетёкший в вечер, а потом и в ночь, просмотра проверенных временем фильмов. С любимой дочуркой, разумеется.

А Алевтина Анатольевна затеяла генеральную уборку…

– Мам, ты издеваешься?! – Пашка недоумённо уставился на забравшуюся на табуретку женщину и с энтузиазмом шваброй вытирающую пыль со шкафа. – Тебе этого на работе не хватает?

– Малявок не спрашивали! – оскалилась Алевтина Анатольевна. За минувшие сутки она хорошенько выспалась, и энергия у неё чуть ли не из ушей пёрла. Стена ливня красноречиво отговаривала от прогулок, вот и пришлось найти себе занятие дома. – Я, может, во вкус вошла.

– Это я понял, – кивнул парень и подошёл ближе, чтобы подстраховать мать, если что. – Я только не понял, при чём здесь я!

Женщина прищурилась, поглядев на сына, хмыкнула и вернулась к своему занятию.

– Мам!

– Столбом не стой – иди лучше свою грязную одежду собери и в машинку кинь.

– Там Бон-Бон спит.

– Ничего, подвинешь!

Пашка с сомнением покосился на мать, но послушно отправился выполнять её поручение. А она, включив музыку погромче, принялась подпевать Элису Куперу как могла. С английским у неё всегда было не очень:

– Пойзан! Ё пойзан ранинг сру май вэйнз…

Со слухом, да и с голосом у Алевтины Анатольевны всё было в порядке, но теперь Пашка понял, в кого он такой невосприимчивый к языкам.

– Мам, может, не надо петь, а?

– Пойзан!!!

– Понял.

Грязного белья собралось удивительно много, и Пашка, почти ничего не видя из-за горы тряпья, направился к ванной. Бонифаций, покинувший свою крепость совсем ненадолго, чтобы перекусить, с ужасом обнаружил, что на его сокровище собираются покуситься. Бросив недоеденный паштет – элитный итальянский, между прочим! – кот помчался наперерез захватчику. Пашка, ничего не подозревая и не слыша из-за орущей из динамиков колонок музыки, сделал шаг вперёд и, конечно же, наступил на полосатого защитника. Кот истошно заорал, парень испугался, что что-нибудь ему повредил, отступил назад, зацепился за кошачью игрушку и плюхнулся на пятую точку. Одежда разлетелась по всему коридору, жёлтая футболка накрыла Бонифация, тот вместе с ней подпрыгнул, но сбросить её с себя не удалось. Тогда кот побежал по комнатам в надежде, что противная тряпка сама отвалится. Куда там! Она словно приклеилась к нему. И так бы и носиться Бон-Бону без остановки, если бы Алевтина Анатольевна не сняла с него несчастную футболку ручкой швабры.

Пашка стоял в дверном проёме, согнувшись пополам от смеха. Бонифаций обиженно протрусил мимо, на секунду задержавшись около волосатой ноги хозяина, задрал голову и издал такой укоризненный «мяу», что проняло бы даже самого бесчувственного. Парень же обнял себя руками и сполз на пол в беззвучном хохоте.

Кот повыше задрал хвост и с достоинством, присущим только его племени, отправился в ванную. А там, сидя на обожаемом, нет, бесценном коврике, попытался лапой закрыть за собой дверь, подцепив её снизу.

Отсмеявшись, Пашка разогнулся, поднялся и столкнулся взглядом с материнским.

– Что смотришь? Иди стирай!

– Ну, мам!

– Розенрот[1], о, розенрот! – немецкий Алевтина Анатольевна знала ещё хуже, чем английский.

[1] Rosenrot – песня немецкой группы Rammstein.

Глава 49

Рано утром в понедельник Алевтина Анатольевна убежала на работу, не забыв перед этим проверить, включён ли у сынулечки будильник. На Алину сегодня не было надежды, потому что у той была назначена встреча у стоматолога. Ночью у бедняжки разболелся зуб, и пришлось поднять все свои связи, чтобы отыскать хорошего врача. Как всегда – стоматологов много, а найти свободного и с приличной репутацией и отзывами – это ещё постараться нужно.

– Мяу! – Бонифаций потёрся о ноги хозяйки, выпрашивая, так сказать, десерт.

– Я тебя уже кормила! – напомнила женщина.

– Мяу! – кот смотрел на неё такими честными и голодными глазами, что ему было впору Оскара давать.

– Кормила, говорю…

Закрывая за собой дверь, Алевтина Анатольевна мысленно отчитывала себя за мягкотелость, а Бон-Бон, слизывая последний кусочек паштета с миски, довольно урчал. Не забывая поглядывать на дверь ванной. Мало ли.

В семь пятнадцать Пашке показалось, что где-то играет музыка. Решив, что это всё ещё сон, он перевернулся на другой бок и натянул на голову одеяло. В восемь пятьдесят его телефон разрывался от звонков.

Сев на постели, взъерошенный парень тряхнул головой и попытался сфокусировать свой взгляд хоть на чём-нибудь. И первым на глаза попался чуть ли не подпрыгивающий от нетерпения смартфон. Увидев время на экране, Пашка обомлел.

– Твою ж!..

Одеяло полетело на пол, а следом и трусы, служившие парню пижамой.

– Алло? – он поднял трубку, забегая в ванную. Возмущения кота он игнорировал.