Мой любимый предатель (СИ)

— Ты не имеешь право говорить мне об этом, — я огрызаюсь, словно затравленный зверь.

— А что такое? Задел за живое, Злата?

Да, задел. Прямо сейчас я чувствую, как меня охватывает дрожь во всем теле, отчасти из-за того, что он впервые назвал меня по имени, хотя раньше я была всего лишь безликая Злата Алексеевна. Но в основном это связано с тем, что одной своей фразой он вернул меня в травмирующее прошлое, которое я так усердно пыталась забыть годами.

Я снова чувствую это… Этот темный туман, который годами скапливается в уголках моего сознания, и намеревается вырваться наружу. Я очень хорошо помню, как он окутывал мое тело и разум, когда единственное, что я могла делать — это смотреть в одну точку и снова и снова переживать тот страшный день.

Я не слышала крики Дани, он тогда был совсем маленьким и был голоден, а у меня пропало молоко из-за стресса. Его лицо раскраснелось и было мокрым от слез, а маленькие ручки и ножки дергались из стороны в сторону, а я не могла двинуться, чтобы помочь ему. Я была заперта в собственном теле, я кричала о помощи, но меня никто не слышал. Это состояние, словно ты впадаешь в транс и ничего не видишь и не слышишь вокруг. Возможно, у меня было какое-то психическое расстройство, но у меня не было денег даже на детскую смесь, не то что на психолога.

В тот день мне удалось вырваться из собственного разума и прийти в себя. В тот день я пошла сдавать кровь, чтобы заработать небольшие деньги и купить сыну молоко. Но я знала, что эти периоды будут повторяться и они повторялись еще пять лет подряд.

— Отпусти меня, пожалуйста.

— Бессердечная сука Злата умоляет меня? Это сенсация, — он выгибает бровь и на его красивом лице появляется омерзительная ухмылка. — Но ты не обманешь меня. Не знаю, что в тебе нашел твой муж, но я достаточно хорошо знаю, что ты коварная и лживая сука, у которой напрочь сломан моральный компас и которая обманывает людей, чтобы добиться своего.

— Я никогда не обманывала тебя.

Игнат больно хватает меня за шею, толкая к стене, я больно ударяюсь лопатками, но сдерживаю писк. Все потому что единственное, что я ощущаю, это то, как волосы на затылке встают дыбом, а дыхание учащается.

Так происходит каждый раз, когда любой мужчина прикасается ко мне и хоть немного забирает мою волю. Вот почему я никогда не смогу быть с мужчиной. Вот почему я буду одна до конца жизни.

Меня сейчас вырвет.

Черт. Черт. Черт.

— Пожалуйста, Игнат, — я смотрю на него умоляющим взглядом, чувствуя, как мой подбородок дрожит от слез. У меня нет сил бороться с ним. Мне нужно к сыну, обнять его, вдохнуть его запах и набраться сил для борьбы с этим жестоким миром. — Я знаю, что ты ненавидишь меня, что я тебе омерзительна. Я не против. Меня устраивает то, что ты относишься ко мне не больше, как к дохлой мухе. Я не против того, что ты делаешь вид, будто мы не знакомы и просишь называть тебя по отчеству. Мне все равно, если каждый день ты топчешь мое достоинство, вынуждая бежать тебе за кофе через весь город, но я прошу тебя, умоляю, перестань прикасаться ко мне.

Любой адекватный человек, у которого есть сердце, остановился бы при виде моих слез, потому что прямо сейчас мои щеки мокрые и горячие, как бы я не пыталась скрывать слезы от всего мира.

Но Игнат не порядочный человек. Он другой.

Он только сильнее давит на мое тело своим весом, отчего я чувствую, как тьма все сильнее и сильнее окутывает мой разум. Снова. Спустя пять лет.

— Ты умеешь плакать? — он проводит пальцем по моим щекам. Затем он вытирает все мои слезы своим большим пальцем с четким садизмом в глазах. — Ты, блядь, не имеешь права плакать. Ты расстрогалась? Чувствуешь себя жертвой? Какая жалость. В любом случае, знай, что я не верю ни единому твоему слову. Я превращу твою жизнь в ад, разрушу все, что ты так любишь, раскромсаю тебя на куски и буду наблюдать за тем, как ты ползаешь в моих ногах и собираешь себя по кусочкам, — он рывком отпускает меня. — А теперь проваливай. Твое лицо мне противно.

Мои ноги подкашиваются от силы толчка и я царапаю ногу об острый угол стола, пытаясь удержать равновесие. Мое сердце падает на пол и катиться прямо к его начищенным до блеска ботинкам.

— За что?

Он приподнимает идеальную густую бровь.

— За что ты так со мной?

— Ты еще спрашиваешь? — он скалится, словно зверь. — За то чертово видео, на котором ты изменяешь мне.

Он помнит. Конечно, он помнит. Я дергаю горлом, смаргиваю последние слезы и приподнимаю подбородок. Я так долго сражалась и не позволю мудаку с раздутым эго клеветать на меня.