Мой лучший Новый год

У нас праздник устраивался четко, по плану, как, кстати, и все остальное. За несколько дней до Нового года папа и Костя покупали елку на базаре, приносили ее домой спутанную и жалкую, а потом она отогревалась в тепле, протягивая ветви к дивану и телевизору. Мы с мамой наряжали ее, то есть наряжала мама, а я вертелась под ногами вокруг ящика с подзабытыми уже елочными игрушками, который доставался с антресолей только к моменту украшения елки.

Мне нравилось вынимать из игрушек упругие острые шпильки, на которых крепились петельки с продернутыми нитками. Иногда я случайно кололась этими шпильками до крови, но это не убавляло моего энтузиазма. С энтузиазмом у меня вообще никаких проблем не было. Напоследок окутав елку мишурой и опутав гирляндой с маленькими цветными лампочками, мама ставила под нижние ветви ватного Деда Мороза в желтом полушубке и пластмассовую Снегурочку, с лица которой годы давно уже смыли глаза и рот, так что я нарисовала ей новые – шариковыми ручками голубого и красного цвета.

Часов в восемь мы садились за стол, что-то ели (эта часть праздника меня в те годы совершенно не занимала) и пили, после чего под елкой таинственным образом появлялся мешок с подарками. Я не знаю, когда мама или папа успевали его туда подсунуть, – мы с Костей ни разу не смогли это отследить. Дед Мороз и Снегурочка с чернильными очами находились вне подозрений.

Потом мы доставали подарки из мешка и угадывали, кому они предназначены. Ни разу не случалось, чтобы я ошиблась и возжелала что-то, приготовленное для брата, или наоборот: и вкусы наши были различны, и родители хорошо знали, кто из нас о чем мечтает. Я мечтала обычно вслух, громко и на всякий случай много раз, а брат – тихо и секретно, но в результате каждый получал то, что хотел. В этом таилось еще одно волшебство, загадочное умение родителей.

Взрослые у нас никогда не получали подарков от Деда Мороза. Он приходил только к детям, и, в общем, это казалось разумным. Заканчивался вечер всякий раз одинаково: я умоляла маму разрешить мне хотя бы начать читать подаренную книгу или сыграть в новую игру, а она все равно выключала свет. Однажды, лет в пять, я в знак протеста за такой произвол улезла с одеялом под кровать, так и проспав там почти всю новогоднюю ночь.

Ночью я просыпалась – проверить подарки, которые лежали у изголовья (вдруг исчезли?). Обычно это были книги (как правило, Средне-Уральского книжного издательства). Довольно часто Дед Мороз дарил настольную игру. Изредка в мешке находилась мягкая игрушка, пластилин или карандаши, хотя особенно нами ценились фломастеры.

Сейчас я думаю, что мне тогда были важны не сами подарки, а их наличие. Главное, чтобы под елкой вовремя появился тот самый мешок (вполне прозаический, чуть ли не бельевой – никакого там бархата и витых золоченых шнуров) – и чтобы в нем лежало нечто новое, предназначенное только мне. Я не помню, чтобы хотя бы раз осталась огорчена или разочарована подарком к Новому году или ко дню рождения. Даже самые скромные подношения всегда вызывали радость и чувство горячей благодарности…

В тот вечер, как я уже сказала, папа был невесел и пытался скрыть это от нас, но мы все равно видели, что он не в настроении, и каждый на свой лад старался отвлечь его от грустных мыслей.

Мама, как всегда, делала одновременно сто разных дел, и можно было не сомневаться в том, что каждое из этой сотни будет сделано безупречно. Ровно в семь часов вечера раздался звонок, и сердце мое подпрыгнуло, как обернутый фольгой мячик из тех, которые продают у входа в зоопарк. Нет, я не верила в Деда Мороза, но даже у самого отъявленного атеиста сердце порой прыгает мячиком.

– Кто там? – спросила я у двери. Дверь ответила:

– Снегурочка.

Я отворила – и, к своему глубочайшему разочарованию, увидела никакую не Снегурочку, а самую обыкновенную тетю Надю, мамину подругу, которая жила неподалеку и решила поздравить нас с праздничком. Мне ее шутка категорически не понравилась. Не говоря уже о том, что никаких подарков тетя Надя с собой не принесла, зато довольно долго сидела с мамой на кухне, где что-то варилось, жарилось, пеклось, в общем, происходило.

Костя в детской дочитывал «Уленшпигеля», а я маялась, слоняясь по дому и не зная, чем себя занять. Только дети умеют страдать от скуки с полной отдачей, взрослые от страха перед этим чувством в момент находят себе с десяток разных занятий.

Наконец тетя Надя ушла, а мы с мамой начали накрывать на стол. Хмурый папа так шуршал бумагами за своим рабочим столом, что было понятно: лучше к нему не подходить.

Ровно в девять вся наша семья села за стол, и взгляд папы немного смягчился. Как будто бы он принял какое-то решение и смирился с ним, так я сказала бы теперь. А та маленькая девочка, которая сидела за праздничным столом, провожая 1979 год, всего лишь почувствовала, что теперь все будет по-прежнему, как в прошлом и позапрошлом году. Это очень важно в детстве – чтобы все оставалось по-прежнему. Как раньше.