…Надеюсь, то, что ты встретил его, мягко говоря, в ванной, на годе не отразится… А если и отразится – то хорошо. И так оно, кстати, и вышло. Третий стакан – случайно горячей наполнил – но это не важно! – выпил за новые успехи. И что-то забрезжило! Вдруг сообразил: а ведь я не только в этом замкнутом помещении нахожусь – я еще в Будапеште, где почти полвека назад был сильно счастлив. Ура! До этого – три дня из восьми – нашу молодежную делегацию промурыжили во Львове (лихорадочно… а точнее, довольно лениво «накачивали» напоследок, водили на какие-то лекции). Но, ей-богу, не помню. Мне и во Львове уже сильно нравилось – в городе властвовал безусловный западный колорит, но главное – и зимой тут пригревало солнце! Помню, как мы с вновь обретенным другом Лешей, кстати, руководителем нашей делегации, утром, еще до завтрака, выскочили из гостиницы на соседний угол – «залить зенки», как он говорил. Явно западный, по нашим понятиям, сервис, большое стеклянное окно – шириной метров пять – и острое утреннее счастье… никогда прежде не пил с утра! Вот она – свобода!
И тут на солнечном углу появились наши девушки… И одна, на которую я запал еще в Питере, была среди них. И вдруг ее взгляд прямо в душу! Умирать буду – вспомню тот миг!
Следующий кадр – мы заходим с ней в бар, уже в Будапеште, и я вынимаю заначку. Строжайше запрещалось, но все знали, что рубли в Венгрии меняют. За давностью лет – скажу: я засунул рулончик сторублевок в пасту. И, как бы по причине крайней своей чистоплотности, постоянно носил пасту с собой вместо кошелька.
И вот, изумив Галю (имя можно уже называть), раскупорил пасту с тупого конца и вытащил рулон денег. О, как она смеялась, прислонив руку к стене и как бы обессиленно уткнувшись в нее головой… после выпрямилась, глаза счастливо блестели. Потом мы шли с ней по Будапешту. Будапешт сиял! Особенно после тусклого в те года Ленинграда. И вдруг мы столкнулись с мрачным Лехой.
– Я встречался сейчас с местными комсомольцами… – проговорил он.
– Ну? – уныло спросил я.
– Они мне сказали… где здесь стриптиз!
– Так пойдем же! – вскричал я. – Плачу!
Стриптиз меня восхитил! Хотя главная моя страсть была направлена в другую сторону.
– Что вы делаете? – шептал Леха. – Вас же исключат!
– Ты думаешь? – глянув на него, хрипло проговорила она. И мы опять обнялись!
…Когда мы приехали в Ленинград и вышли на платформу, она посмотрела, как только она умела, и, сделав решительное движение рукой, слева направо, сказала: «Сгинь!» Потом я очень страдал… Но зато написал первый в своей жизни крепкий рассказ. А потом – пошло. Сорок с лишним лет – сорок с лишним книг. Где-то она теперь – первая моя муза?
И вот теперь – последняя. Видимо. А еще ведь осенью мы катили с ней на велосипедах хохоча. О, как она танцевала – дурашливо закатив глаза, приоткрыв рот. Делала два очаровательно неуклюжих движения кистями – и прекращала эту глупость. И вот – прекратила! Появился вдруг Петя. Конец? Путевку мы в Будапешт еще до него взяли… к счастью! Или – к несчастью? Стал писать про нее… Договорились же – едем прощаться! Но чтоб так сурово? Другой бы повесился – и был бы, кстати, абсолютно прав, вызвал бы всеобщее восхищение: хотя бы закончил свою жизнь достойно… Кстати, может, мой герой так и поступит. Но моя задача другая! Хлопнул четвертый стакан – опять, по ошибке, горячей. И продолжил писать. Не помню, сколько писал – отвлекла защелка.
– Ты выходить, вообще, собираешься – или нет?
– А? Что? Да, да!
Выйти, конечно бы, надо… Но такой пишется финал!
– Сейчас… полчасика! – пробормотал я.
– Ну ладно! Пиши! – грозно проговорила она и хлопнула дверью.
Евгения Перова
Кукла, шарик и птичка
Новый год – самый добрый, волшебный, нарядный и вкусный праздник! И самый детский, потому что в новогоднюю ночь каждый взрослый становится немножко ребенком и ждет чудес, которые иной раз и впрямь происходят. Вдруг ты слышишь цокот копыт по асфальту и, выглядывая в окно, видишь, как посередине проезжей части медленно едет девушка верхом на белом коне. В четыре часа утра. Или долго прислушиваешься к раздающимся с улицы звукам – не выдержав, выходишь на балкон, а у тебя под окнами двое молодых людей сражаются на рапирах: легкий морозец, снег, юноши в белых рубашках, пар от дыхания, звон рапир и искры из-под клинков. А однажды у меня в руках сама по себе начала светиться свечка, которую я еще не успела зажечь. Пламя не вспыхнуло, но «туловище» свечи стало переливаться разными цветами, словно возникло маленькое северное сияние. Обычно такой эффект возникал только под воздействием горящего огня…