Мой мальчик

Полицейские отнеслись к ним по-настоящему хорошо. Элли объяснила им, что она не хулиганка и не наркоманка, что таким образом она просто выражала протест против коммерческой эксплуатации смерти Курта Кобэйна, на который, будучи гражданином, она имеет полное право. Полицейских это рассмешило — Маркус счел это хорошим знаком, даже несмотря на то, что Элли очень разозлилась: она заявила полицейским, что те ведут себя высокомерно; они переглянулись между собой и снова засмеялись.

По приезде в участок их провели в небольшую комнатку, вошла женщина-полицейский и начала с ними беседовать. Она спросила, сколько им лет, где они живут и что делают в Ройстоне. Маркус попытался рассказать про своего папу, про инцидент с подоконником и его решение серьезно обдумать свою жизнь, про Курта Кобэйна и водку, но понял, что все это звучит слишком запутанно и что она не улавливает связи между папиным несчастным случаем и Элли с ее разбитой витриной, поэтому решил прекратить попытки.

— Он ничего не сделал, — внезапно выдала Элли, но сказано это было отнюдь не доброжелательно, а так, будто бы он должен был что-то сделать, но не сделал этого. — Я сошла с поезда, а он потащился за мной. Это я разбила витрину. Отпустите его.

— Отпустить его куда? — спросила женщина-полицейский. Хороший вопрос, полумал Маркус, обрадовавшись, что она его задала. Ему не очень-то хотелось, чтобы его отпустили бродить по Ройстону. — Нам нужно позвонить кому-нибудь из родителей. И твоим тоже.

Элли посмотрела на нее волком, а та в ответ строго взглянула на Элли. Говорить тут, кажется, было не о чем. Состав преступления и личность преступника известны; предполагаемый преступник уже задержан и находится в участке, так что они просто стали молча сидеть и ждать.

Папа и Линдси появились первыми. Из-за того, что у папы была сломана ключица, вести машину пришлось Линдси, а она этого терпеть не могла, так что оба они были в неважном настроении: Линдси выглядела усталой и издерганной, а папа мучился от боли и ворчал. Было не похоже, что он серьезно обдумал свою жизнь, и уж точно не похоже, что еще недавно он жаждал встречи со своим единственным сыном.

Они остались наедине. Клайв тяжело опустился на скамью, тянувшуюся вдоль одной из стен, а Линдси, взглянув на него с тревогой, села рядом.

— Только этого мне сейчас не хватало. Спасибо тебе, Маркус.

Маркус грустно посмотрел на папу.

— Он ничего не сделал, — нетерпеливо пояснила Элли. — Он пытался мне помочь.

— А ты кто такая?

— Кто я такая? — Элли явно потешалась над его отцом. Маркусу показалось, что делать этого не стоит, но он устал бороться с Элли. — Кто я такая? Я — Элеонора Тойя МакКрэй, пятнадцати лет и семи месяцев от роду. Живу в доме двадцать три по…

— А с какой стати ты болтаешься с Маркусом?

— Я не болтаюсь с ним. Он мой друг. — Для Маркуса это было новостью. Он перестал чувствовать себя ее другом в тот момент, когда они сошли с поезда. — Он попросил меня поехать с ним в Кембридж, потому что не хотел вести задушевные разговоры с отцом, который его, кажется, не понимает и решил бросить в тот момент, когда он больше всего в нем нуждался. Хороши мужчины, да? Мать родная чуть с собой не покончила, а им и дела нет. Но стоит им свалиться с гребаного подоконника, как они тут же зовут тебя поговорить о смысле жизни.

Маркус уронил голову на стол и накрыл ее руками. Внезапно его охватила сильнейшая усталость; ему не хотелось видеть никого из этих людей. Жизнь достаточно сложна и без трепа Элли.

— Чья мама чуть не покончила с собой? — спросил Клайв.

— Мама Элли, — встрял Маркус.

Клайв посмотрел на Элли с интересом.

— Мне очень жаль, — сказал он без особого сожаления или даже интереса в голосе.

— Ничего страшного, — ответила Элли. Она поняла намек и некоторое время сидела молча.

— Должно быть, ты во всем винишь меня, — снова вступил папа. — Видимо, ты думаешь, что если бы я остался с твоей мамой, твоя жизнь не сошла бы с рельсов. И, наверное, ты прав. — Он вздохнул; Линдси взяла его руку и сочувственно погладила.

Маркус сел прямо:

— Да о чем ты говоришь?

— Я испортил тебе жизнь.

— Да я всего лишь навсего сошел с поезда, — запротестовал Маркус.

Его усталость как рукой сняло. Вместо нее на него накатилась такая злость, которую ему редко доводилось испытывать, злость, которая давала ему силы вступить в перепалку с любым, независимо от возраста. Ах, если бы эту штуку продавали в розлив, то он мог бы держать небольшую бутылочку в парте и отхлебывать из нее в течение дня.

— С каких это пор "сойти с поезда" и "сойти с рельсов" — одно и то же? Это Элли сошла с рельсов. Это она рехнулась. Это она только что расколотила ботинком витрину, потому что в этой витрине стояла фотография поп-звезды. А я ничего не сделал. И мне наплевать, что ты нас оставил. Меня это не волнует. Я бы сошел с поезда, даже если бы ты по-прежнему жил с мамой, я это сделал, потому что хотел присмотреть за своим другом.