Мои молодые годы

После этого случая массовые драки прекратились, но скорее не из-за предупреждения милиционеров, а из-за того, что мы переехали в центр, ближе к техникуму.

Размах хулиганства, беспредела, мародерства был запредельный в 1969 году. Так, уголовные выездные суды в техникуме происходили каждую неделю в воскресенье. Приведу еще один пример, который демонстрирует масштабы беспорядков.

Наступал 1970-й год. Директор техникума поздравлял студентов в конференц-зале, который находился на втором этаже. 70 % присутствующих были пьяны. Во время поздравления на сцену вышел студент с табуреткой и ударил ею по голове директора. Началась массовая драка со стрельбой. Мне удалось выскочить из зала через запасной выход.

И, скажу я, это вам не нынешний фейерверк!

IV

После Нового года в техникуме появилась чета Домрачевых: Иван – директор, здоровый мужчина с бычьей шеей, решительный и смелый, и его обаятельная супруга Антонина Ивановна, которая в моей жизни сыграла очень большую роль. Ее доброта и детская улыбка напоминали мне о тете Лене. Только Антонина Ивановна была крупной женщиной. Она и стала нашим куратором.

Как-то мы разговорились по поводу сложившейся ситуации с Антониной Ивановной. Говорили долго и честно. А она, видимо, потом рассказала о нашем разговоре мужу. Так или иначе, но он меня вызвал и сказал: «Я искореню эти явления. Если хочешь, то помогай снизу, а я буду выполнять свою работу сверху». Я согласился рискнуть, хотя понимал свою уязвимость, но молодость – она рисковая…

В это время я занимался боксом у Кости Гурулева, набирал силу.

Для начала я стал везде выступать против мародерства и хулиганства. Решил выпускать газету, где освещал все с конкретными фамилиями. За это поначалу меня били. Потом стал ходить с директором по комнатам: мы разъясняли нашу позицию, призывали не бояться. В первое время никто не воспринимал нас серьезно. Однажды мы зашли в комнату, в которой выпивали студенты. Когда директор стал говорить, один из студентов подал ему стакан и сказал: «На, выпей и прекрати пургу нести». Домрачев подошел, взял стакан, а потом одной рукой схватил студента, пригнул его голову к столу и вылил на нее сначала водку, а потом кефир. И сказал: «Еще увижу, прибью…»

После этого случая наглости поубавилось, хотя мне потом от тех парней досталось.

На втором курсе некоторые из наших, кто отдавал деньги мародерам, сами стали трясти других. Приходилось идти против своих.

Однажды я в соседней комнате услышал странные звуки. Заскочил туда и увидел, как мои пьяные сокурсники били бурята Мишку Иринчинова. Отстоял. Потом этот случай вынес на всеобщее обозрение, но было, конечно, сложновато.

Я много выступал на судах. Часто помогал людям избежать тюрьмы. Помню, ко мне пришел Рахманинов из Укурея. Ему грозило три года. Пообещав никогда больше не заниматься мародерством, он попросил меня выступить на заседании. Это выступление я помню прекрасно. Построил я его грамотно: осудил явление, разобрал всю жизнь подзащитного, подведя к мысли, что он сам является жертвой. Потом ему дали слово, и он поклялся мамой, что прекратит так себя вести. В итоге получил год условно. И я следил за ним все это время.

К четвертому курсу явление исчезло. Домрачев изменил техникум. Я иногда вспоминаю и не верю, что за три года мы смогли изменить систему.

Та борьба научила меня многому, дала уверенность, что нет ничего невозможного.

V

Занятия боксом не только давали уверенность в себе, но и резко увеличивали круг знакомств. В секции у Кости Гурулева нас учили боксировать: не биться, используя силу, а играть с соперником, уметь уходить, изматывать его, если он сильнее тебя, выигрывать по очкам.

В секции были в основном трудные подростки, хулиганы, но он многих воспитал. Из-за одного из своих воспитанников чуть не попал под суд…

Мне такие знакомства больше помогали, чем вредили.

Помню день, когда я впервые полетел на самолете (это был Ан-24) в Балей, в то время центр области по добычи золота. Тренер Костя сидел со мной рядом. Между рядами проходила стюардесса с подносом, на котором стоял кофе и лежали барбариски. Костя поднес шапку к подносу и смел туда половину конфет. Потом он нас угощал, а я с тех пор всегда беру много конфет…

На соревнования я был в самой легкой весовой категории до 49 кг. Мой вес мухи постоянно колебался в пределах 48.5—49.5, поэтому мне приходилось его сбрасывать. Есть хотелось всегда: не знаю, то ли пища была некалорийной, то ли сказывался рост организма.

В нашей команде не хватало тяжеловеса (наш сломал руку), а надо было собрать полную команду, и я предложил Косте сагитировать увальня Витю из соседней группы. Витя был полным меланхоликом и не любил физкультуру, не любил издевательств над своим телом. Как я ни уговаривал его, ни в какую! Тогда я предложил ему освобождение от физкультуры на полгода. В итоге смогли мы договориться только с освобождением на год. Я пришел к Косте, он и физкультуру вел у нас, с радостной вестью. Тот поворчал, но согласился – деваться было некуда.