Мои молодые годы

В тот год отменили стипендии тем, у кого были тройки, поэтому папа с мамой меня отговаривали поступать в ФАШ. Они боялись, что вдруг я получу тройку и мне не на что будет жить. Тут ещё у нас закрылись строчевышивальная (в с. Октябрь) и пошивочная (в Пустотино) артели, где папа работал бухгалтером, и остался он без работы, а в колхозе он не работал, т.к. там ничего не платили. Но я родителей уговорила, сказала, что буду учиться без троек (у меня их и не было, действительно) и буду получать стипендию.

Я сдала экзамены хорошо. Шура тоже поступила, но получила на экзамене тройку, и ей пришлось возвращаться назад – без стипендии на что жить?

Во время приёмных экзаменов я заболела. Не знаю, что это была за болезнь, но мне было очень плохо: болела голова, слабость была ужасная. Тем не менее, экзамены сдала хорошо, даже директор Годунов Михаил Дмитриевич (он преподавал у нас потом токсикологию) во время зачисления, когда беседовал с каждым из нас, спросил: вы, наверное, были лучшей ученицей в классе? (Мне было это приятно).

Мало того, что я заболела, так у меня ещё и деньги украли: мы с Шурой пошли в магазин на Почтовой (рядом с кинотеатром), и у меня из кармана вытащили все деньги, даже на дорогу домой не осталось, – спасибо, Шура выручила.

Так я больная, без денег, домой поехала. Доехали мы на «трудовом» поезде до Перевлеса и заночевали там у Шуриных родных (они там работали на сахарном заводе). А утром пошли домой – очень далеко. На полпути остановились у Вали Чаплиной (её отец там работал учителем в школе). Валя нам нарвала свежих огурцов, но они мне показались такими невкусными, что я не могла их есть, и сразу задремала. Немного отдохнули и дальше пошли. Как дошли до дома – не представляю.

Дошли вечером, в сумерках. Мама налила мне кружку молока, я выпила и сразу уснула. Проспала я двое суток, мама только будила меня попить молока. Но проснулась уже здоровая: после сна всё прошло, силы восстановились.

Стала я учиться. ФАШ находилась на углу ул. Ленина и Газетного переулка, где сейчас один из корпусов медуниверситета, а общежитие было на Ряжской (сейчас – ул. Есенина, точнее, пл. Театральная). Но сразу в общежитие нас не поселили, и я снимала квартиру у одной женщины рядом с училищем на ул. Либкнехта.

Проучилась я полтора месяца и однажды у меня пошла из носа кровь. У меня в тот момент в гостях были девочки со старших курсов – Валя Чаплина с Зиминского и Катя с Красного Городка. Они уложили меня на диван, – я этого не хотела, но они настояли, ведь они же знали, как оказать «помощь». Только я легла, как почувствовала, что кровь пошла внутрь уха, в евстахиевы трубы. Я сразу встала, но дело уже сделано: уши заложило и началось воспаление. Боль была такая, что я не могла шевельнуть головой. Из-за боли я даже не могла лежать, просидела всю ночь.

Всё это произошло на квартире, спасибо, хозяйка была добрая. Валя испугалась, позвонила в Пустотино папе, сообщила, что я заболела. Папа с тётей Граней приехали, а я к тому времени уже оглохла, папа мне на бумаге писал.

А накануне пришла наша руководительница группы из техникума, посмотрела меня и сказала, что нужно обязательно к врачу. Папа отвёз меня в Семашко, в лор-отделение. Там назначили лечение, делали какие-то уколы и капли в ухо.

Папа разыскал наших сельских жителей, которые жили на пл. Сенной в полуподвале, меня к ним переселили, и я осталась у них лечить уши. Ходила к врачу на ул. Полонского (там была поликлиника). Долго я лечилась, но глухота не проходила. Но однажды я услышала какие-то стуки, оказалось – тикали часы-ходики. Так постепенно слух начал возвращаться, только шум в ушах на всю жизнь остался.

В результате этой болезни я пропустила почти весь семестр. Мне дали академический отпуск и сказали: «Приезжай на следующий год». Так я потеряла целый учебный год. Вернулась в п. Зиминский, хотела было опять в школу поступить, в 8-й класс, но директор Михаил Кириллович не разрешил, ведь я уже полгода пропустила.

В 1949 году я вернулась в ФАШ, снова на 1 курс. Стала жить в общежитии. А в 1950 году, когда перешла на 2-м курс, в Рязань перевели московский мединститут, и он вытеснил нас из нашего здания на ул. Ленина.

Учились мы теперь по всему городу: и в прежнем корпусе, и в б-це Семашко, и на ул. Маяковского, а на Ряжской, в нашем бывшем общежитии, тоже сделали учебный корпус. Пришлось нам с однокурсницей снимать квартиру на ул. Свердлова.

В 1950 году папа приехал в Рязань и устроился на работу бухгалтером. В Приокском посёлке строили станкостроительный завод. Жил в бараке – общежитии – со знакомым строителем Иваном Семёновичем из Пустотина. В тот же год Полина решила поступать в ФАШ, и я поехала с ней сдавать экзамены. Преподаватели меня уже знали, и Валентина Васильевна Васина всем экзаменаторам говорила: «Это сестра нашей студентки Кати Корякиной».