Это было ранней весной, ещё снег лежал местами. Доехали мы до реки, через неё надо было на лодке переправляться в село Семион (райцентр), а там нас уже другая машина ждала. Мост в половодье разбирали, чтобы лёд не сорвал и не унёс его. Мы с Наташей остались на берегу помогать таскать мешки в лодку из машины, а на другом берегу Маша с Верой помогали их с лодки сгружать и грузить на машину, которая возила зерно с того берега. Грузили мы, грузили, уже из сил выбились, а с того берега нам кричат, что не повезут наши мешки.
Тогда мы с Наташей переправились на тот берег и пошли в райком партии – ведь дело клонилось к вечеру, и мы боялись остаться на берегу с этими мешками. Секретарь райкома послал с нами сотрудника и сказал: «Иди, разберись: и чтобы с первым же рейсом их отправили». Они ему пообещали, что отправят нас, и он уехал. Но с первым рейсом нас не взяли, держали до темноты, и уехали мы лишь с последним рейсом.
Приехали мы в с. Октябрь уже затемно. Сдали под расписку эти 4 мешка кладовщику. Сами все промокшие, голодные, уставшие. Нас приютила одна пожилая женщина. Накормила картошкой с молоком. Обувь нашу бросила сушить в печку, а нас на печку спать положила.
Утром мы пошли домой, сдали председателю квитанцию на зерно, и больше нас не тревожили. Потом уже наши мамы это зерно из Октября принесли, 7 километров – всё же не 35!
А однажды мы возили сено в конюшню – одни дети. Но с нами были и постарше – с 1928-29 г. рождения, а мы с 1931-32 и даже 1933 г. Накидали возы на телеги, сами же на них и забрались с помощью друг друга, уселись и поехали. А дорога шла не прямо, а под углом. Ну, мы и решили сократить путь и поехать напрямик. Впереди ехала Наташа Клокова, а мы за ней гуськом. Вдруг телега попала передними колёсами в канаву, Наташа с сена съехала вниз – и попала между лошадью и телегой. Мы все в страхе – что с Наташей?!
К счастью, лошадка Мушка, вытянув передние колёса из канавы, резко остановилась, и Наташа получила лишь лёгкие царапины. Это было счастье, мы ведь испугались, что её вообще покалечит. Ситуация была очень опасной. Передние колёса соединены с телегой таким металлическим стержнем – называется шкворень – и могло бы быть несчастье.
Были и другие рискованные случаи. Летом 1945 года мы, девочки, работали на сортировке зерна. Зерно сортировалось при помощи ручного механизма, который так и назывался – сортировка. Что-то вроде большой веялки с шестерёнками. Катя Соколова наклонилась, и её шейный платок замотало шестерёнкой, Катю притянуло к механизму. Мы тут же остановили крутить рукоятку, и она, слава Богу, не пострадала!
Да, много опасных ситуаций было в нашем детстве, но, видно, Бог нас всех берёг.
Перед концом войны у нас случилась беда. Миша со своим другом Витей Воробьёвым решили стрельнуть по воронам. Витин брат Петя пришёл с войны без руки и работал в колхозе бригадиром. В колхозе было ружьё, и он дал ребятам стрельнуть. Дело было 8 мая – третий день Пасхи, – с утра шёл дождь. Мама сказала: «Не ходите в дождь в школу (за 7 км), а то вымокнете, да ещё заболеете».
Уж лучше бы мы в школу ушли!
Ребята собираются стрельнуть, а мы сидим дома: Соня, её подруга Люба и я. Мама пошла на Зиминский по каким-то делам. Вдруг мы слышим грохот, входит Миша, держась за щёку рукой, и говорит: «Есть, стрельнули!». Мы перепугались, и вдогонку за мамой. Мама вернулась, замотали ему рану между глазом и виском.
А было так: они поставили дуло ружья на доску, вставили патрон, – и им показалось, что пистон из патрона стоит неплотно и они решили постучать по нему ножом, чтобы встал поплотнее. Нож был садовый – подарок дяди Егора. В результате ружьё выстрелило в доску, а нож отлетел и ударил Мишу. Ножевое ранение, надо идти в больницу в с. Курбатово.
Миша говорит: «Я один пойду» (а это 6 км). Конечно, мама пошла с ним. В больнице оказалось, что врач в отпуске, и, хотя и жила она при больнице, не пришла. Медсестра промыла рану и нарушила тромб, что уже остановил кровотечение – и кровь хлынула с новой силой. Остановить её медсестра не сумела, и решили везти Мишу в Кораблино, в госпиталь.
Тётя Клавдия там в школе работала, она побежала к председателю, упросила дать лошадь, и повезли его в военный госпиталь в Кораблино, за 30 км. А мы дома ничего не знаем.
Пришла т. Клавдия, бабушка её спрашивает, что с Мишей, а та молчит. Бабушка её ругает: «Ты что молчишь? Ах ты, ч…това дочь, грех выворотить!» Клавдия заплакала и сказала, что кровотечение очень сильное, и довезут ли до госпиталя – неизвестно.
Но, Бог дал, кровотечение остановилось, наложили ему швы – небрежно как-то, остался шрам. А мы тут ничего не знаем, как у него дела, плачем.
ПОБЕДА
А утром 9 мая сообщили, что кончилась война, – и слёзы, и радость. Мама пришла к Мише в палату и сообщила радостную весть. Миша говорит: «Вот и хорошо, папа вернётся». Потом мама пришла пешком домой, и только тогда мы узнали, что у Миши всё в порядке, и что рану ему зашили. А Мишиного друга Витю через год застрелили за 2 украденных мешка ржи из колхозной кладовки.