Читаем Мой муж Лев Толстой полностью

Здесь. Хотя, возможно, и ранее тема отношений Софьи и Льва исчерпывает себя – далее повторяется по кругу и предстает перед нами то одной гранью, то другой, но не меняет при этом своей сути.


Предложенная научная информация была интересна на примере отношений супругов Толстых, как на примере каноническом при данной «расстановке сил» (в данном профиле брака).


Оставим диагнозы и советы, схемы лечения (?) профессионалам и продолжим чтение, перейдя к части дневников, интересной своими событиями. Где раскрывается ошеломляющая, невиданная преданность любви в старости, отношения Л.Н. и церкви глазами Софьи и последние дни жизни писателя.

Вторая часть

«Он несколько лет был крайне православным, уже долго после женитьбы. Потом отрекся от церкви в пользу чистого христианства и вместе отрекся от благ земных».

«Слава человеческая, как цвет на траве: засохла трава, и цвет ее отпал; до слово Господне пребывает во век».

1909

Записка С.А. Толстой

Что я люблю


В душе покой.

В голове мечту.

Любовь к себе людей.

Детей.

Всякие цветы.

Солнце и много света.

Люблю сажать, стричь, выхаживать деревья.

Лес.

Люблю изображать, т. е. рисовать, фотографировать, играть роль; люблю что-нибудь творить, хотя бы шить.

Люблю музыку, но с ограничением.

Люблю ясность, простоту и талантливость в людях.

Наряды, украшения.

Люблю веселье, празднества, блеск, красоту.

Люблю стихи.

Сантиментальность.

Ласку.

Люблю работать производительно.


Что я не люблю


Вражду и недовольство людей.

Пустоту в душе и мысли, хотя бы временную.

Осень.

Мужчин (за редкими исключениями).

Темноту и ночь.

Карточную игру за деньги.

Затемненных вином и пороками людей.

Секреты, неискренность и скрытность.

Степь.

Разгульные шумные песни.

Процесс еды.

Бездарность и хитрость, притворство и ложь.

Не люблю хозяйства никакого.

Не люблю одиночества.

Не люблю насмешек, шуток, пародий, критик и карикатур.

Не люблю праздность и лень.

Трудно переношу всякое безобразие.

1901

6 января

Кончила старый и начала новый год в большом горе. В день Рождества, 25 декабря, получила известие о смерти Левушки, скончавшегося накануне, в 9 часов вечера. Несмотря на нездоровье, я тотчас же уложила наскоро вещи и уехала в Ясную. Проводил меня Илья. Приехала вечером, Дора бросилась в мои объятья с страшным рыданьем, Лева – худой, нервный, обвиняющий и себя, и жену, и всех за смерть сына. Виноваты, что простудили, что шубка плоха, что не усмотрели болезненность и нежное сложение Левушки. И это обвинение – самое тяжелое в их горе. Но горе ужасное! Все мои душевные страдания при смерти Ванички поднялись со дна души мучительно и за себя и за молодых родителей, детей моих. Помочь я им не могла; приезжал ее отец, Вестерлунд, немного помог снять с совести Левы тяжесть обвинения. Присутствовала все время милая Мария Александровна Шмидт. Хоронить приезжал Андрюша. Опять эта отверстая яма, восковое личико, окруженное гиацинтами и ландышами, это спокойствие смерти и безумное горе остающихся.

Потом известие, что Таня родила мертвую девочку. Это так и ошеломило меня. В день похорон Левушки я уехала вечером к Тане. Проводил меня Андрюша. И тут обманутая мечта Тани быть матерью, ее горе, болезнь, отсутствие мужа – опять болело сердце. Таня храбрилась, занималась и детьми, и читала, и вязала, и болтала. Но видела я в глазах ее ту боль и отчаяние, что нет ни мужа, ни ребенка. Пасынки ее, особенно Наташа, очень с ней добры, но она мне сказала: «Глядя на мертвую девочку, я только понюхала, что такое материнское чувство, и ужаснулась перед его силой».

Вернулась в Москву 3 января; Саша и Л.Н. мне очень обрадовались, и все люди, и мне дома стало хорошо, спокойно. Мишину свадьбу с Линой Глебовой объявили: она его безумно любит. Сегодня я ездила к Глебовым на благословение; было трогательно, и мне хотелось плакать. Лина сияет счастьем.

Эти дни был тут Стасов, умный, интересный старик, но в больших дозах утомительный. Вчера вечером играл Гольденвейзер, и музыка опять на меня действует успокоительно и хорошо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие биографии

«Я был отчаянно провинциален…»
«Я был отчаянно провинциален…»

Федор Иванович Шаляпин — человек удивительной, неповторимой судьбы. Бедное, даже нищее детство в семье крестьянина и триумфальный успех после первых же выступлений. Шаляпин пел на сценах всех известных театров мира, ему аплодировали императоры и короли. Газеты печатали о нем множество статей, многие из которых были нелепыми сплетнями об «очередном скандале Шаляпина». Возможно, это и побудило его искренне и правдиво рассказать о своей жизни.Воспоминания Шаляпина увлекательны с первых страниц. Он был действительно «человеком мира». Ленин и Троцкий, Горький и Толстой, Репин и Серов, Герберт Уэллс и Бернард Шоу, Энрико Карузо и Чарли Чаплин… О встречах с ними и с многими другими известнейшими людьми тех лет Шаляпин вспоминает насмешливо и деликатно, иронично и тепло. Это не просто мемуары одного человека, это дневник целой эпохи, в который вошло самое интересное из книг «Страницы из моей жизни» и «Маска и душа».

Федор Иванович Шаляпин , Фёдор Иванович Шаляпин

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное