«Толстая грязнуля» отвечала за «замороженную зону» в Нуэво Ведадо. Она распределяла конфискованную мебель между руководящими работниками.
Я стала жить с Йойи в квартире, которую обставила эта толстая грязнуля. По ночам я не могла заснуть. Мне не хватало моей комнаты, моей ванной. Я тосковала по своей кровати и своей подушке. В два часа ночи я поднималась с постели, одевалась и отправлялась на ночную прогулку. Я бродила по двадцать шестой авеню, доходя до самого своего дома.
«Толстая грязнуля» не имела ни малейшего отношения к тем бесятам, которые незаметно проскользнули в мою душу в ту самую ночь, когда Фидель обвинил моего будущего мужа в воровстве и насилии. Эти дьяволята не переставали жить во мне, а, напротив, все больше укоренялись и даже стали расти, все больше и больше приводя в смущение мои мысли о супружестве с Йойи.
Я все еще находилась под сильным влиянием обожания и подобострастного страха, исходящего от всех тех, кто аплодировал Фиделю и кричал: «Вива! Вива!». Я все еще доверяла Фиделю.
В августе следующего года я уже развелась с Йойи. Мне было тогда восемнадцать лет. Вскоре после развода наш дом заполонили офицеры контрразведки и элитных войск. Было похоже на то, что они разработали план совместной военной операции, конечной целью которой была я. Если сказать об этом проще, все они хотели переспать со мной. Идя по дому, я то и дело натыкалась на кого-нибудь из «лучших друзей» моего мужа.
Бабушка Натика, несмотря на свои высокие моральные требования, почему-то открывала дверь всем этим типам. Наверное, ей не хотелось расставаться с той обстановкой, которая царила в нашем доме в последнее время. Натике нравилось принимать гостей, угощая их изысканными блюдами. К тому же она и сама любила вкусную еду. Моя бабушка была гурме. Разумеется, если бы все эти люди перестали бывать у нас, из дома исчезли бы и лангусты, и омары, и все остальное, что приводило в гастрономический трепет мою Лалу. По этой же причине она всегда передавала мне трубку, когда звонил кто-нибудь из жен друзей Йойи. По-моему, бабушка Лала Натика готова была, наконец, принять новую жизнь и людей нового кубинского общества. На некоторых условиях, разумеется. Меня же все это никоим образом не устраивало, поэтому я старалась отдалиться от всех друзей и подруг Йойи.
На Кубе возобновилась работа по объединению школы с деревней. Если до этого учащаяся молодежь проводила по два с половиной месяца в сельской местности, на полях Родины, трудясь на благо нового общества, то теперь речь шла о другой форме трудового воспитания. Предполагалось, что студенты и школьники будут жить и работать в деревне. По всему острову были построены здания серого цвета, в которых в течение шести дней в неделю должны были жить учащиеся. Первая половина дня отводилась учебным занятиям, а после обеда школьники обязаны были работать в поле.
Сильвио Родригес воспевал новый дом, в котором расположилась новая школа, колыбель новой расы. Впрочем, это не мешало ему быть великим поэтом острова Куба. Он просто выполнял задачу, поставленную перед ним правительством: убедить массы в правильности нового педагогического изобретения.
При выборе новой школьной формы учитывались в первую очередь ее удобство и современность. Так говорил Фидель. Было решено шить одежду для школьников из синтетических тканей. Конечно, в синтетике было жарко, но зато она почти не мялась, а значит, отпадала необходимость пользоваться утюгом. Таким образом, намного сокращалась вероятность ожогов, пожаров и других несчастных случаев, связанных с использованием электричества. А что касается обуви, то у кубинских школьников ничего в этом плане не изменилось. Это были все те же пластмассовые туфли, произведенные на свет японскими машинами, которые Фидель закупил в 1967 году. Жители острова продолжали топтать родную землю в обуви образца 1967 года.
«Леонсио Прадо» представляла собой блочное здание и находилась в полутора часах езды от Гаваны. Первое время я даже радовалась, что смогу побыть вдали от своих домашних и гостей, которые меня порядком утомили. Но эта радость продлилась недолго, потому что условия существования не вызывали приятных эмоций. Общественные туалеты, теснота, доносы, воинствующий коммунизм, двойная мораль, воровство — все это присутствовало в «Леонсио Прадо». И все это было мне в высшей степени отвратительно.
На этот раз мы работали на ананасах. Саженцы этих растений покрыты шипами, и мы постоянно получали невероятно болезненные уколы. В конце концов тело покрывалось ранами. Наша синтетическая одежда быстро грязнилась и тело переставало дышать. Нам постоянно хотелось есть. Мы с нетерпением ждали урожая, чтобы набить себе пустые животы.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное