Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»

Мой отец был «человеком со стороны», как это сегодня называется, когда, чтобы войти в политику, не нужно «мыкаться», вскарабкиваясь наверх по партийной иерархии. Как «человек со стороны» он не был закален и ожесточен во внутрипартийной борьбе за влияние и власть. Возникающие при этом ссоры, интриги, борьба направлений и образование фракций были ему незнакомы. У него отсутствовала возможность узнать людей, бывших в подчинении Гитлера, но имевших на него влияние, изучить их характеры и оценить их важность. Люди, с которыми он должен был сотрудничать в верхах режима, были ему чужды как по происхождению, так и по менталитету. Он снискал благоволение «фюрера», спустившись «сверху», и многие завидовали его позиции и влиянию. Честолюбие Геббельса само нацеливалось, как тогда говорили, на пост министра иностранных дел. В 1933 году он с немецкой делегацией ездил в Лигу Наций в Женеву и рассчитывал, быть может, в определенной степени обнадеженный Гитлером, на назначение в соответствующий момент. К миру в лице Гитлера и руководства партии, с которым отец соприкоснулся, придя в политику, у него не было доступа.

Желающий заняться политикой, должен иметь «влияние». В демократии действующие лица поначалу зависят от избирателя. Но более важным является делегат от низовой ячейки, который должен проголосовать на партийных съездах и тем самым определить действующих лиц. В диктатуре все замыкается на диктаторе, в особенности, если речь идет о таком маниакально властолюбивом самодержце, как Гитлер. Поэтому тот, кто в условиях диктатуры хочет иметь влияние, должен приобрести доступ к ушам диктатора, иначе ему не представится ни единой возможности осуществить свои политические замыслы. Все его поведение должно быть подчинено этой цели или ему следует распрощаться с политикой — в этом отношении отцу также пришлось воздать должное духу времени. К этому присоединяется еще одно обстоятельство, связанное с данным кругом проблем. Отец добивался у Гитлера модификации так называемой мировоззренческой стороны национал-социализма. Как-то раз он сказал мне: «С кем я, собственно, должен говорить за границей о внешнеполитических вопросах? Все принимаемые в соображение зарубежные партнеры по переговорам относятся к каким-нибудь группам, которым мы наступаем на ноги». Логично, что министр иностранных дел хочет проводить свою политику, по возможности не испытывая гнета идеологических ограничений. Здесь отцу не оставалось ничего другого, кроме как показать «открытый фланг», то есть подвергнуться упрекам, что он-де «предает национал-социалистическое мировоззрение» — сплетни, распространявшиеся тогда о нем, среди прочего, как о выразителе прорусской политики. Не только еврейский вопрос представлял собой тяжкое бремя для немецкой внешней политики. Отец говорил еще об одной «(великой) державе», вставшей на сторону противников Германии, ведь к «мировоззренческим» противникам относились социалисты, либералы, капиталисты, масоны, монархисты, определенные расы, представители определенных направлений в искусстве, не в последнюю очередь, церкви, Ротари-клубы и еще много кто. Все они умножали ряды врагов рейха в его и так уже отчаянно изолированной позиции!

Большевизм сознательно делал ставку, там, где это было полезно, на интернациональность «пролетариата», представляя тем самым принцип, который мог создать ему сторонников в соответствующих классах по всему миру. Проводя классическую великодержавную политику, Сталин нашел себе за этим принципом очень удобное прикрытие. Национал-социалистическая расовая теория ставила немецкую внешнюю политику, в первую очередь благодаря базисной ценностной компоненте, перед большими проблемами, подходя для серьезного сужения внешнеполитической свободы действий рейха.

В такой же степени идеология свободы, благосостояния и антиколониализма, пропагандировавшаяся Рузвельтом в американской миссионерской позе, могла быть уверена в широком международном резонансе, прежде всего, конечно, в третьем мире, но также и в либеральных, социалистических и интеллектуальных кругах Европы. Отец, однако, в качестве министра иностранных дел не мог выбирать себе партнеров для переговоров за границей согласно национал-социалистическим принципам. Этот открытый фланг, без сомнения, все время подвергался атакам, особенно тогда, когда военное положение ухудшилось, и Гитлер все больше ставил теперь на мировоззренческие мотивы своей русской войны.