Концерт ребята отрабатывают выше всех похвал. В принципе, как всегда. Я еще ни разу не видела, чтобы кто-то вышел из зала недовольный. У ребят нет проблем с тем, чтобы завести толпу и продержать ее в таком состоянии на протяжении двух часов. Им всегда подпевают, всегда закидывают сцену подарками, порой не очень приятными. Под «неприятными» я подразумеваю бюстгальтеры. Отвратное зрелище, если честно. Чем только думают девушки, которые позволяют себе такое? Явно не мозгами.
После концерта большая часть компании с удовольствием поддерживает идею продолжить вечер в более укромном месте. Выбор останавливаем на боулинге, где можно отдельно заказать вип-зал на две дорожки. Из компании выбивается только Карим, правильный до мозга костей. Он напрочь отказывается ехать куда-либо, аргументируя тем, что завтра нас ждет тяжелая дорога и снова концерт.
В какой-то момент мне кажется, что виной его плохого настроения являюсь я, и он просто хочет на мне отыграться. Сразу прогоняю плохую мысль из головы. Я не верю, что Карим может так низко пасть.
Дело точно не во мне.
Все дело в ней. В девушке, которую навязал ему отец. Явилась как черт из табакерки и заявила, что она теперь с нами. На Карима страшно было смотреть, до того он был зол.
Не представляю, какого это, быть рядом с нелюбимым человеком. Как по мне, то это та еще мука. Никаких красок жизни, они блекнут на глазах, стирают все хорошее из памяти. Никаких звонких голосов, они тускнеют и становятся мрачными, раздражительными.
Нелюбовь убивает.
Пожалуй, это главное, что нужно знать каждому человеку на планете, где обитает жизнь. Большую часть дороги я провожу в раздумьях. Меня давно волнует тема любви и нелюбви, я не понимаю, как люди терпят друг друга, будучи абсолютно чужими. Духовно чужими. Страх, что у нас с Антоном когда-нибудь будет так же, проникает в меня, сворачивается в маленький комочек и блекнет. Становится незаметным, постепенно сливается с внутренним «я». Ждет момента, чтобы уничтожить изнутри.
Я боюсь услышать, что он больше меня не любит.
Прикрываю веки, делаю глубокий вдох и смотрю на него. Он сидит спиной ко мне, все его внимание обращено к Грегу. Меня тянет к нему с немыслимой силой. Запускаю пальцы в длинные волосы, массирую макушку. Антон оборачивается, ловит мою смущенную улыбку, берет за свободную руку и тянется ко мне. Заглядывает в глубь глаз и тихо шепчет: «Люблю».
— Люблю, — выдыхаю, перед тем как вскрикнуть от боли в спине.
Тишина.
Она оглушает и накрывает с головой, парализует тело и сдавливает горло. Нет сил кричать и звать на помощь.
«Люблю», — проносится в голове раз за разом, пока черная мгла окончательно не затягивает в смертельные сети.
20. Антон старший
Крепко сжимаю руль и ругаю себя за несдержанность. Придурок! Вот зачем я полез к ней целоваться? Сорвался, словно юнец в пубертатном периоде. Ведь видел же, что она не готова.
Не верит, что мы есть. Без шуток, без зловещих игр судьбы-злодейки мы есть.
На приборной панели вибрирует телефон, кидаю недовольный взгляд на экран и морщусь, будто засунул в рот кусок лимона. Вот с кем с кем, а с ней я точно не желаю вести задушевные беседы. Они никогда не заканчивались ничем хорошим. Да и настроение у меня сейчас совсем не то, чтобы тягаться с ней в словесной битве. А то, что так и будет, понятно. Мать без дела никогда не звонит, а дела ее за последние пятнадцать лет ни на йоту не изменились.
Первые три звонка я нагло игнорирую, после четвертого срываюсь и все же отвечаю.
— Да, — рявкаю, давая понять, что не горю желанием вести с ней светские беседы. По крайней мере, точно не сейчас, когда нахожусь в машине и трасса впереди довольно оживленная.
Сколько лет прошло, а мать так и не изменилась. Она по-прежнему ищет мне жену, себе невестку. Если раньше я списывал желание женить меня на цель самоутвердиться в мире «для избранных», то сейчас ее мания смахивает на психическое отклонение. А может, и хуже, все-таки почти двадцать лет пытается женить меня на ком-либо.
— Тебя видели с парнем. Говорят, твоя копия, — выпаливает на одном дыхании и замолкает, позволяя мне переварить услышанное.
На секунду прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Ну вот скажите мне, кто и когда успел ей об этом доложить? И что мне ей сказать? Правда выйдет боком, окончательно снесет ее кукушку. А чтобы соврать, как минимум нужно придумать легенду. Желательно правдоподобную.
— Так и есть, — отвечаю, стараясь не вылить на нее шквал эмоций.
Включаю поворотник и сворачиваю налево. До дома решаю доехать дворами, так шанс попасть в аварию близится к нулю.
— О чем ты? — тихо, едва слышно задает вопрос мать.
Никогда не думал, что не захочу говорить матери о внуке, но рано или поздно она все рано о нем узнает. Уже знает. Так какой смысл его скрывать?