Мой персональный миллионер

Да и Герман — отдельная статья. Не хочу о любви думать. Дунул ветер, не жалея, бросил в меня снег. Я зажмурилась. Вспомнилось. В лицо бросилось, как снег этот. И руки его жадные, торопливые. Горячие. И то, как текла бесстыдно. И то, что от оргазма может корчить в судорогах. Тьфу, блин. Лучше не думать, пока не возникло желание затащить Германа в одну из миллионерских уборных и надругаться над ним.

Вспомнила, что сегодня мне ещё спать с ним. Вот прям как взрослые: в одной постели, без трусов — и в жар бросило. Вот только мерзла, а сейчас хоть ласточкой в сугроб. Но, наверное, это не любовь. Это похоть. Зависимость. Желание этой любви. А какая тогда она вообще, любовь эта?

Мужчина сзади все бубнил. Я потеряла нить повествования. Бабушкины украшения, которые я нацепила на себя за неимением альтернативы, превратились в ледышки. А мой собутыльник и вовсе сидел попой на скамье. Каменной. А попа, боюсь, у него не каменная.

— Вот что, — прорвалась наружу сердобольная Лида, которая вечно переводила бабушек через дорогу и даже усыновила чужого гигантского кота, — давайте, вставайте, а то без потомства останетесь. Ваша семья этого не перенесет.

Подала ему руку. Он тяжело оперся — и впрямь перебрал — поднялся на ноги, покачнувшись и дыхнув на меня перегаром. Я за неполных десять минут закоченела, хоть и мороза нет почти, а сколько этот бедолага тут сидит?

— А мне четвёртый десяток пошёл, — доверительно шепнул миллионер в моё ухо, обдав запахом алкоголя. — А я позорно влюбился.

— В кого, — спросила я без особого интереса, следя за тем, чтобы ноги мужчины не разъезжались в разные стороны, что на заметённом снегом камне было непросто.

— В жену, представляете?

— Поздравляю.

Мужчина махнул рукой, едва не потеряв равновесие и не упав. Я выругалась. Приехала на парад миллионеров в новом платье — и на тебе.

— Сбежала, гадина, — продолжил жаловаться он. — Найду — убью. Сначала изнасилую, потом убью. Или даже изнасилую, убью и снова изнасилую.

— Если не убивать, то можно насиловать хоть по три раза на день.

Миллионер был практически доставлен до дверей.

— И правда…

Мужчина остановился обдумать предложенный мной вариант. Дверь рывком открылась, как водится — наружу. И шарахнула моего найденыша прямо по лбу. Тот молча завалился назад, стукнувшись ещё и о пол. Я порадовалась, что он хоть немножко заметен снегом.

— Блядь, — выругалась я. — А я так старательно его волокла.

В дверях стоял Герман. Смотрел на меня пытливо и самую малость — печально.

— Ты где была? — с укоризной спросил он. — Я уж в полицию хотел звонить. Думал, грешным делом, похитили красоту такую.

Я показала пальцем на мужчину у моих ног.

— Вот, нашла.

Герман присел на корточки, полюбовался на лицо найденыша. Пульс ему даже пощупал. Вздохнул.

— Оставила бы там, где нашла. — Я вопросительно подняла брови, он пояснил: — Кузен это мой. Наш основной конкурент в борьбе за дедовы миллионы. А ты его под ручку.

— А ты его дверью.

Герман поднялся, заглянул в зал. Оттуда доносились музыка и смех.

— В зал не потащим — дед осерчает, да и гостей немерено. Хватай его за ноги, пошли через чёрный ход.

За ноги я протащила его метра три, они были скользкими и норовили выпасть из рук. Герман плюнул, от моей помощи отказался. Теперь он тащил брата, как мешок с картошкой, а я семенила следом, накинув на себя пиджак мужа. Мы обогнули дом. Светящиеся окна были высоко от земли, а мне, признаться, было любопытно поглядеть, как другие комнаты обустроены. С таким же шиком? Удовлетворить любопытство я смогла, когда мы подошли к очередной двери. Было не заперто.

Мы поднялись наверх. Такие же широкие коридоры. Людской гомон и шум сюда почти не доносился. Я оглядывалась и все ещё недоумевала на тему — ну как жить в таком огромном доме одному? Герман толкнул одну из дверей, и мы вошли в просторную комнату. Светлые тона, пастель — мило, но нейтрально. Гигантская кровать, на которую безо всякого почтения кузена и бросили. Он застонал.

— Герман? — удивился кузен. — Я что, напился?

— Вы влюбились, — услужливо напомнила я. — В жену.

— Блядь.

Кузен вновь откинулся на подушки, уставился в потолок. Я томилась, отогревалась, в туфлях — новых идеальных туфлях — хлюпало. Герман поглядел на своего брата задумчиво. Я буквально слышала, как шестерёнки, пощелкивая, крутятся у него в голове.

— Блядь, — повторил кузен. — Слушай, я спать лягу. Скажи там что-нибудь деду. Что у меня живот разболелся или кризис среднего возраста начался. И этой мадам, которая изображает мою жену, такси вызови. Все, я хочу забыть этот день.

Он натянул красивое тускло-розовое одеяло на себя, нисколько не заботясь о том, что в ботинках. Воистину — миллионеров мне не понять. Мы вышли в коридор, выключив свет в комнате, словно заботливые нянюшки.

— Это гостевое крыло, — сказал Герман, увлекая меня дальше по коридору за поворот мимо массивной лестницы. — Хотя, если честно, гостей дед на дух не переносит.