Мой прекрасный негодяй

– Мисс Девер не останется здесь, так что не стройте планов на сегодняшний день.

Розамунда обернулась к нему, надменно приподняв брови:

– Уверяю вас, сэр, я буду более чем счастлива принять под своей крышей нареченную моего кузена.

Скорее, не спускать с нее глаз, подумал Давенпорт, настороженно присматриваясь к своим родственницам. В этом и состояла обычная проблема с женщинами – слишком они переменчивы. То они бросали на девушку гневные взгляды, то вдруг решили непременно отправить ее за покупками.

– Счастлива или нет, не имеет значения, – проворчал Девер, поднимая свое крупное тело из кресла. – Я ее опекун, и я решаю, кто будет ее сопровождать, пока она в Лондоне.

Он ткнул пальцем в Хилари.

– Свадьба состоится через месяц. У тебя есть ровно месяц, чтобы насладиться своим драгоценным сезоном, девочка. А потом ты будешь прикована к его светлости – раз и навсегда.

Свет в глазах Хилари немного померк, однако она покорно склонила голову и сделала подобающий в данном случае реверанс.

– Да, милорд.

Она еле сдерживала волнение. Даже эта небольшая неудача, по-видимому, не слишком ее беспокоила.

– Да, милорд, – грубо передразнил ее Девер. – Ты остановишься в доме миссис Генри Уэйкер. Она урожденная Девер, приходится мне дальней родственницей. Ей предстоит вывозить тебя в свет.

– Да, сэр.

Добросердечная Розамунда выглядела явно обеспокоенной этим разговором. Она обратилась к Деверу натянутым тоном:

– Можем мы по крайней мере пригласить мисс Девер сегодня на чай?

Девер сложил руки на груди.

– Нет. Я сейчас же отвезу ее прямо к миссис Уэйкер.

Розамунда взглянула на герцога Монфора, но тот не сделал никаких попыток вмешаться, вместо этого пристально наблюдая за Хилари. Одному Богу известно, какие выводы он сделал о ней самой и о причинах этой скоропалительной помолвки.

Давенпорт мог бы поставить высокомерного Девера на место, но не стал этого делать. Он не был знаком с миссис Уэйкер и не знал, насколько эта дама подходила на роль компаньонки Хилари – и как он мог избежать всевидящего взгляда матроны. Ему нужно было повидаться с Хилари наедине, а Розамунда оказалась, на его вкус, слишком бдительной компаньонкой.

Видя, что со стороны родственников-мужчин помощи ждать не приходится, Розамунда взяла руки Хилари в свои и пожала их.

– Вы будете часто приходить к нам в гости, да? Не надо так переживать, моя дорогая. Вы прекрасно проведете время в Лондоне. Мы позаботимся о том, чтобы вас повсюду приглашали, не правда ли, Сесили?

– Да, конечно, – пробормотала Сесили, с явным вызовом взглянув на Девера.

Удивительно, как мало времени потребовалось Сесили, чтобы изменить свое мнение о мисс Девер. Стоило ей услышать, как Хилари обошлась с Давенпортом, и ее отношение к девушке стало более благоприятным, хотя и осторожным.

Ему непременно нужно было поговорить с Хилари, пока дело не зашло слишком далеко.

– Я наведаюсь к вам, когда вы устроитесь, – обратился он к ней, собираясь уходить.

После того изобилия удовольствий, которое описали ей дамы, даже перспектива оказаться под сомнительной опекой миссис Уэйкер не могла охладить ее энтузиазма.

– Я буду вас ждать, – произнесла она, улыбаясь и подавая ему руку.

Она смотрела на него, вся сияя, словно он достал для нее с небес луну и звезды, и странное тепло растеклось у него в груди. Ее взгляд до такой степени напоминал тот, каким женщина смотрит на своего возлюбленного, что ему приходилось крепко держать себя в руках, чтобы не утонуть в глубине этих медвяно-карих глаз.

Если что-то и было причиной этого счастливого выражения на ее лице, напомнил он себе, то лишь перспектива лондонского сезона, а никак не он сам.

Сладкое, как сироп, тепло обратилось в горечь. Собрав всю свою решимость, он откланялся.

Хани. Его Хани получила то, чего так желала всем сердцем, как он ей и обещал. Теперь настала его очередь требовать награды. Пришло время заключить в объятия эту дивную красоту и сделать ее своей.

Когда Давенпорт во второй половине дня добрался до своего дома, его кузены поджидали его в библиотеке. Очевидно, новость каким-то образом уже дошла до них. А если так, то к вечеру о его помолвке будет знать весь Лондон.

– Давенпорт! – Бекингем кивнул в знак приветствия. Он рассеянно провел рукой по синякам на лице, точно таким же, как у Давенпорта, после чего запустил пальцы в коротко подстриженные черные волосы.

Лидгейт, безупречно одетый в костюм из превосходной синей ткани, рубашку с высоким накрахмаленным воротником и белоснежный галстук, элегантно расположился в глубоком мягком кресле. Его классические черты лица портил черный синяк под одним глазом изумительного голубого цвета.

– Какое упущение с моей стороны, Лидгейт, – протянул Давенпорт. – Тебе явно не помешал бы еще один синяк в пару к тому, которым я тебя уже наградил. Я же знаю, что ты предпочитаешь во всем симметрию.

– Мир, – произнес Лидгейт, примирительным жестом подняв вверх руку. – Знаешь, кузен, с тех самых пор, как ты разукрасил мою физиономию, я не осмеливаюсь показаться на улице. У меня нет никакого желания и дальше проливать кровь из-за тебя.