Мой путь к мечте. Автобиография великого модельера

А я был мечтателем. Сама жизнь вынуждала меня фантазировать, потому что не мог понять очевидные для всех вещи. Английский язык, история, математика — выше моего понимания. Когда я пытался читать книгу, мне хотелось, чтобы глава занимала пару страниц, и начинал чтение снизу вверх. Мои глаза перескакивали с одной строки на другую, могли попасть в середину страницы, и я читал снизу вверх. Иногда мне хотелось начать с правой страницы разворота и читать задом наперед — просто не мог этого контролировать.

Я стремился к знаниям. Мне было интересно. Думаю, меня можно было назвать любознательным, но я всегда отвлекался на происходящее вокруг меня. И поскольку не мог усваивать информацию так, как это делали все остальные (моя дислексия выявится значительно позже), я схватывал вибрации, мимику, язык тела и развивал мой собственный радар как способ поддержки. И плутовал.

Я сидел в классе старшей школы на уроке математики у мистера Губера и думал обо всем, кроме алгебры. Это было запредельно сложно для меня — 2x

, деленное на y, квадратные корни, и не мог не беспокоиться: «Если я преодолею это, мне нужно заняться геометрией!» И никак не мог сосредоточиться, поэтому каждый раз лишь все больше путался. Так что решил просто посещать занятия, угадывать ответы на тесты, а там посмотрим, чем закончится учебный год.

Я видел, что другим детям в классе все понятно. Когда мистер Губер раздавал проверенные работы, они получали больше девяноста баллов. Моя контрольная была исписана красными чернилами и оценена в тридцать пять баллов. И пока он разбирал ответы, а одноклассники исправляли свои ошибки и делали нужные пометки на будущее, я, бывало, уставлюсь на туфли от Thom McAn, которые были на учителе, его коричневые брюки из полиэстера, его белую рубашку, «не требующую глажки после стирки», его галстук, «не требующий глажки после стирки», и думаю: «Мистер Губер, наверное, хороший клиент универмага Sears!»

Некоторые учителя относились ко мне с пониманием, потому что были хорошими людьми, а я рос милым ребенком, любившим пошутить. У меня было множество друзей, и мы едва сдерживали свое веселье, чтобы нас не выгнали из класса. Моим коронным номером была имитация, и когда учитель отворачивался, чтобы написать что-то на доске, я копировал его жесты или подражал его голосу, желая вызвать смех, в основном для того, чтобы прикрыть свою неуспеваемость.

Я знал, что они думали обо мне: этот мальчик, по-видимому, не подает особых надежд.

Обычно, находясь в классе, я смотрел в сторону доски, но не видел ее. А какой в этом смысл? Все равно ничего не мог прочитать. Но мог в деталях описать, как был одет учитель.

Меня оставили на второй год во втором классе старшей школы. Это стало серьезным конфузом. Более того, оказался в классе моей младшей сестры Сюзи, и что еще хуже, она получала больше девяноста баллов, а я в лучшем случае пятьдесят.

Сюзи, ко всему прочему, имела отличный вкус. Она чувствовала сочетаемость цветов, обращала внимание на бренды и заботилась о содержимом своего гардероба и комода. Сюзи безупречно складывала все свои пуловеры, всегда помнила о том, что у нее есть, — мое самое раннее воспоминание об управлении запасами, — и ревностно охраняла свой гардероб: она не хотела, чтобы кто-нибудь из сестер прикасался к ее вещам. В моей семье девочки охотно говорили об одежде и стиле и обсуждали предпочтения других людей. Без них я, вероятно, не обращал бы внимания на подобные вещи, но эта болтовня, которую слышал постоянно, несомненно, повлияла на меня. Мальчик, у которого пять сестер, знает то, чего не знают другие мальчики.

Моя сестра Элизабет-Бетси появилась на свет через четыре года после моего рождения. Она выглядела как все Хилфигеры, но благодаря рыжим волосам, голубым глазам и веснушкам была более яркой, чем остальные дети. Бетси отличалась не только редкой красотой, она была нежной, доброй и заботливой. Организованная и дисциплинированная, копия моей матери, она стала ее главной помощницей. Если я приходил домой из школы и на стойке лежало свежее печенье, или пирожные, или торт, — значит, Бетси и мама потрудились. Бетси стала летописцем Хилфигеров; если кто-нибудь хотел узнать что-либо о семье, у нее имелась наготове нужная информация.

Мой брат Уильям Генри родился через год после появления Бетси. Дотошный от рождения, Билли любил рисовать и делать наброски и превосходно знал математику. Когда мы заработали свои первые деньги, сестры и я отправились что-нибудь купить. Билли же экономил каждый цент. Рано или поздно деньги у меня и сестер заканчивались.

— Билли, можешь одолжить мне десять долларов?

— Да, но их нужно вернуть ко вторнику, или я буду начислять проценты.

Через два года после Билли появился Бобби. Он был сгустком энергии и сломал несколько детских кроваток: он тряс их и разламывал на части только потому, что просто не хотел оставаться внутри!