Мой путь в Скапа-Флоу

Снова удар снизу… ещё один… глухой рокот… И судно освободилось!

Его подхватило ветром и понесло на берег.

Хриплый крик сверху:

— Судно снова управляется!

— На фор-брасах! Приготовиться к постановке на якорь! — ревел «Старик».

«Гамбург» развернулся и прекратил дрейф. Судно было спасено.

«Старик», тяжело дыша, продолжал держать включенный мегафон у рта, и свист его прерывистого дыхания разносился вокруг.

К нему поднялся Циммерманн:

— Вода в помещениях: в носу три фута, в миделе три с половиной, в корме три с половиной фута, — доложил он. — Пока не прибывает.

— Повторять замеры каждые десять минут!

Мы медленно приближались к берегу, который надвигался на нас тёмной полосой в серой пелене дождя.

— Готов якорь? — крикнул «Старик» первому помощнику.

Тот, стоя у форштевня, ответил:

— Готов якорь к отдаче!

Судно медленно поворачивалось по ветру.

— Приготовиться на марселе! Отдать якорь! — командовал «Старик» с мостика.

Громко хлопая, паруса полоскались на ветру, якорная цепь с грохотом скользила в воду.

Здесь с бака доносится крик:

— Обрыв якорь-цепи левого борта!

— Отдать якорь правого борта!

Грохот и звон внезапно прекратились. И в наступившей тишине послышались три коротких металлических удара, как будто бы кто-то железным молотом ударял по металлическому корпусу судна. Мы все оцепенели. Только парусный мастер продолжал брюзжать:

— Это домовой стучится!

В это время впереди треснула переборка и вслед за этим хлопнула откинутая крышка люка. Шатаясь, наверх выскочил Циммерманн, сделал несколько заплетающихся шагов и рухнул, как подкошенный. За ним спешил Франц Бёлер.

— Лопнула цепь правого борта, — кричал он.

Мы столпились вокруг Циммерманна. Он стоял на коленях, подняв лицо вверх. Я вытер его лоб мокрой тряпкой. И тут мне бросилось в глаза, что волосы на голове Циммермана начали седеть… прямо на глазах…

— Якорь-цепь порвалась, — переводя дух, повторил Бёлер, — а звенья пробили борт… три звена, одно за другим… совсем рядом с головой Циммермана… Ещё немного, и вдова получила бы его голову…

— Приготовить ракеты! — скомандовал «Старик» с кормы.

Нас пронизала страшная догадка: ракеты… сигнал бедствия… это был конец!

«Гамбург» снова развернуло наискосок к ветру и в бешеной пляске волн понесло на берег. Никакой надежды восстановить управляемость! Беспомощного, как бревно, несло его под ударами волн и шквальными порывами ветра.

Толчок… удар, потрясший корпус судна, и снова, и снова толчки… Нас выбросило на банку во второй раз!

Подали сигнал бедствия. Ракеты поднялись высоко над реями с разорванными в клочья парусами.

— Приготовить шлюпки! Всем захватить документы! — приказал «Старик».

Мы помчались в свой кубрик. На бегу я наткнулся на Йонаса, который обхватил меня рукой и показал на отверстие в переборке:

— Крысы!

Они выскакивали одна за другой, громадные, упитанные от пшеницы нашего груза, с острыми мордами и длинными хвостами. Настоящие исчадия ада!

— Крысы! — громко закричал Йонас.

Это послужило сигналом. Бёлер, Йонас и Фляйдерер с криками ярости набросились на крыс, и началась настоящая охота. Они топтали их высокими сапогами, они бросали в них корабельные гвозди, они размахивали и били по палубе и переборкам вымбовками от шпиля. Казалось, что в охоте на крыс нашла выход вся ярость, порождённая нашим отчаянным положением и лишениями последних дней и ночей. Как помешанные, преследовали мы крыс в бешеной гонке.

Фляйдерер сбил одну из крыс вымбовкой. Он схватил её за хвост и поднял над собой в вытянутой руке. Крыса была ещё жива и отчаянно визжала, почти как человек. Она бешено извивалась, пытаясь укусить Фляйдерера и вырваться. Он с размаху размозжил её о переборку…

Было около пяти часов пополудни. Наступило время прилива. Снова усилился шторм, и постепенно сгущалась темень.

— Сколько воды в трюме? — крикнул «Старик» Циммерманну.

Вскоре после пяти часов со стороны Кингстона подошёл спасательный катер и взял команду на борт.

«Старик» стоял у форштевня, и я сумел рассмотреть его лицо. Оно было бледно-восковым. Он стиснул губы и неподвижным взглядом смотрел на полуразрушенный остов «Гамбурга».

В Дублин нас доставили глубокой ночью. Провезли тёмными улицами незнакомого города и разместили в приюте Армии спасения. Там не было ни капли спиртного, только чай и сэндвичи.

Солдаты Армии спасения начали петь набожную песню, и мы должны были им подпевать. Слов мы не знали, но мелодия была из тех, что входила в круг наших корабельных песен при авральных работах. Так и пели мы со скрещёнными на груди руками:

Северный парусник, видел его ты?

Йо-хо-хо, йо-хо-хо!

Мачты кривы, как у шхипера ноги!

Йо-хо-хо, йо-хо-хо!

На следующий день шторм улёгся, и мы отправились обратно на «Гамбург». Судно было в плачевном состоянии: надстройки разбиты волнами, помещения наполовину затоплены.

С помощью ручных насосов мы начали откачивать воду. Работали день и ночь. Когда осушили грузовой трюм, стали таскать к борту мешки с разбухшей пшеницей и, вскрывая мешки, высыпать зерно в море…