Мой путь в Скапа-Флоу

Он показывает рукой. По фьорду перед входом в нашу бухту медленно идёт корабль. Безмолвный, без огней, едва видимый контур. Серый призрак в полутьме северной ночи.

Тут на его борту возникают вспышки света. Сигналы морзянки прожектором. Он запрашивает у нас опознавательный.

— Господин капитан-лейтенант, что им ответить? — спрашивает сигнальщик.

Он говорит приглушённо, хотя шум наших машин лишает это смысла.

Теперь мы в непосредственной близости двух вражеских кораблей: за кормой крейсер, перед нами — неизвестный корабль.

Сигнальный прожектор уже в руках у Ханзеля.

— Оставьте это, — говорю я поспешно. — Может быть, этот парень примет нас за затемнённый светящий знак.

Корабль поморгал нам ещё морзянкой, но мы продолжаем молчать. Наконец, он оставляет свои напрасные попытки.

— Господин капитан-лейтенант, — обращается ко мне Хэнзель, — там рядом с берегом стоит рыбацкий катер…

Он умолкает. Но мы понимаем в этой чрезвычайной ситуации друг друга с полуслова. Если всё кончится неудачей, то мы могли бы на этом катере дойти до Нарвика, подумал я, и отдаю вниз приказание:

— Пулемёты, пистолеты и ручные гранаты приготовить!

Взгляд на крейсер: продолжает спать.

Наблюдатель левого борта:

— Господин капитан-лейтенант, это рыболовное судно.

Я снова смотрю на силуэт. Верно, он прав. Это вооружённое рыболовное судно. Оно остановилось как раз перед входом в нашу бухту.

Итак, мы в положении мыши в мышеловке. Беспомощные. Без единой торпеды. Лакомая добыча сразу для двух вражеских кораблей, каждый из которых гораздо сильнее нас, пока мы над водой.

Голос штурмана:

— Лодка пошла назад!

В тот же момент мы замечаем это все. Скребущий звук, лодка скользит назад, нос опускается и — мы на ровном киле…

Свободны! Слава Богу, мы свободны!

— Всем вниз! — командую я. — За исключением верхней вахты! Восстановить дифферентовку!

Мы следуем к тёмному силуэту судна, которое блокирует выход из бухты. Непосредственно перед ним мы погружаемся. Когда он вникает в суть происходящего, уже поздно: мы уходим полным ходом. Позади нас грохочут бесполезные теперь взрывы глубинных бомб.

Когда я спускаюсь из боевой рубки в центральный, то слышу чей-то голос:

— Поистине, это была партия игры не на жизнь, а на смерть.

И я думаю: «Поистине, если бы мне время позволяло, я бы тоже испугался».

Шестьдесят шесть тысяч тонн

Два часа ночи. Я лежу на своей койке в беспокойном полусне.

Из радиорубки напротив доносятся сигналы морзянки. От моей каюты радиорубка отделена только зелёной занавеской.

Радист Штайнхаген докладывает:

— Господин капитан-лейтенант, радиограмма на все лодки: «В центральной части Северного моря немецкий самолёт совершил вынужденную посадку. Координаты…»

Я вскакиваю с койки, хватаю фуражку и вхожу в центральный. Бросаю взгляд на карту: указанное место находится впереди по курсу рядом с нашим маршрутом.

Я поднимаюсь на мостик. Верхняя вахта мёрзнет на холодном, пронизывающем ветру. Я даю короткое указание: «Быть внимательными. Искать пилотов самолёта, совершившего вынужденную посадку».

Затем снова спускаюсь в центральный, прокладываю новый курс и приказываю разбудить меня в семь утра — конечно, если что-либо не случится раньше.

Утром в семь часов Ротт включает свет в моей выгородке и сообщает:

— Семь часов, господин капитан-лейтенант.

Когда я поднимаюсь на мостик, над водой узкими полосами висит утренний туман. Ничего не обнаружено, ничего нового.

Досадно. Мы уже проходим указанную позицию. В тумане экипаж самолёта можно было и не заметить, и тогда они рискуют остаться без помощи.

Поглощённый этими мыслями, я спускаюсь в кают-компанию. Фарендорфф уже сидит за столом и завтракает.

Утреннее приветствие. Мы сидим напротив друг друга, вплотную со шкафом и койками.

Фарендорфф о чём-то рассказывает. Я слышу его голос, не вникая в содержание. Мои мысли вертятся вокруг лётчиков, которые где-то плавают и ждут помощи. Мы должны спасти их… мы должны…

Внезапно очевидная мысль озаряет сознание. Я вскакиваю и устремляюсь в центральный. Снова склоняюсь над картой: всё верно! И следует команда:

— На мостик: лево на борт! Курс двести сорок пять градусов!

Я возвращаюсь к столу. Теперь Фарендорфф молчит. Он лишь посматривает на меня со стороны. Затем встаёт и отправляется на мостик. Начинается его вахта. Я жую свой хлеб в одиночестве.

Через короткое время доклад с мостика:

— Командиру: впереди по курсу сигнальная ракета.

Я поднимаюсь на мостик. Фарендорфф показывает направление в тумане:

— Вон там… Белая сигнальная ракета.

Мы меняем курс и направляемся в указанном направлении. В тумане появляется неясное тёмное пятно; его очертания постепенно приобретают резкость. Скоро становится ясным, что это резиновая надувная шлюпка с людьми на борту. В ней три человека. Это лётчики.

Несколько человек из экипажа поднимаются наверх и выходят на носовую палубу, чтобы принять лётчиков. Люди радостно возбуждены, как никогда ещё при наших случайных встречах с соотечественниками в море.

— Ну что, молодёжь, — обращается к лётчикам боцман густым басом, — рады встрече?