Мои путешествия по Сибири

Закончив эту разведку, я перевел своих рабочих на заимку Маркова, расположенную на том же берегу р. Оки, но ближе к ст. Зиминской, в овраге среди леса, так как мне сообщили, что в этом овраге среди болота обнаружилась большая кость, может быть мамонта. Интересно было использовать готовую рабочую силу с инструментами и остаток средств для раскопок, которые продолжались целый день. Болото, питаемое источником, не позволило очень углубиться, но мы извлекли из грязи много костей — несколько позвонков, в том числе копчик, редко попадающийся, куски ребер, кости двух ног и таза и даже кусочек кожи. Можно было думать, что в болоте остались остальные кости скелета мамонта, который вероятно погиб, увязнув в этом болоте. В общем костей накопали столько, что заполнили ими большой ящик, который я со ст. Зиминской отправил в Иркутск, в музей Восточно-Сибирского отдела Географического общества.

Рассчитав в Зиминской своих рабочих, я поехал в Иркутск, но по дороге остановился возле ст. Черемхово на заимке агронома Лаврентьева, где моя жена поселилась на лето на время моих разъездов. Здесь мне подтвердили, что один из крестьян села, копая колодец в своем дворе, обнаружил пласт угля; пробить его он не мог, так как из угля получил большой приток воды, которым и удовольствовался. Но толщина пласта и качество угля остались неизвестными.

III. Поездка на остров Ольхон

В Иркутске я доложил Л. А. Карпинскому о результатах разведки и получил новое поручение — съездить на остров Ольхон на озере Байкал, где, по слухам, обнаружили месторождение графита. Графит был нужен Горному управлению для изготовления тиглей, в которых сплавляли россыпное золото, доставляемое со всех приисков, подчиненных Управлению, чтобы получить из него слитки, опробовать их для определения содержания чистого золота и оценки стоимости слитка для расчета с золотопромышленником, владельцем прииска. Золотые слитки Управление несколько раз в год отправляло со специальным караваном в С.-Петербург на Монетный двор.

Графит для тиглей доставляли из старинного Алиберовского рудника, расположенного в глубине гор Восточного Саяна на Ботогольском гольце; однако вывозить его с рудника можно было только по зимнему пути на санях, а летом приходилось бы везти его на вьючных лошадях, что обходилось гораздо дороже. Поэтому было бы интересно найти более легко доступное месторождение графита для тиглей.

Так как предстояло пересечь Прибайкальские горы по вьючным тропам в тайге, мне нужно было снарядиться соответствующим образом, т. е. завести палатку, вьючные сумы, походную посуду, сухой провиант. Это было приготовлено еще весной. Я выехал по якутскому тракту на перекладных до ст. Хогот, по степной местности, заселенной частью сибирскими крестьянами, частью кочевниками-бурятами. Но последние, в отличие от монголов и туркмен, имели не переносные войлочные юрты, а деревянные шестиугольные или квадратные срубы, отличавшиеся от крестьянских изб отсутствием пола, потолка, печки и часто даже окон. В этих юртах огонь разводили на земляном полу и дым выходил через отверстие в крыше, часто заменявшее и окно. Зимние юрты в улусах были вообще того же примитивного типа, только у более зажиточных с полом, печкой и окнами, тогда как летние, расположенные где-нибудь среди степи, были описанного примитивного типа или же войлочные монгольские. Но в общем это был уже переход от вполне кочевой к полуоседлой жизни, так как летние юрты находились всегда на одном и том же месте, а не переносились с места на место, как у настоящих кочевников. Выезжая на лето из улуса на простор и свежий воздух пастбищ вместе со своим скотом, бурят, в сущности, поступал подобно горожанам, выезжающим летом на дачу.