Мои путешествия по Сибири

У устья Ивановской штольны нас уже ждал экипаж, и мы быстро проехали через гору по старой рудовозной дороге и составили себе представление о расположении обеих долин и подземных работ в глубине горы между ними. В следующие дни я ездил на рудник один для подробного изучения как действующих, так и остановленных забоев, начиная с Петропавловской штольны, где отсутствие крепи на большей части протяжения позволяло хорошо познакомиться с породами осадочной свиты, с жилой порфира вблизи конца штольны и с местом у внутренней шахты, где жила, вскрытая в штреках рудника, была оборвана большим сбросом.

Во время осмотра действующих забоев я имел случай видеть, как эксперт Лебедев брал из них пробы для анализа.

Перед пробой из забоя удалялись занятые в нем рабочие во избежание подсыпки ими золота в отбиваемую пробу по поручению управляющего. Забой осматривался, обмывался водой, если был запылен или загрязнен; затем у подошвы его расстилался брезент, эксперт намечал химическим карандашом полоску в 5–7 см ширины поперек всей жилы, иногда даже две или три такие полоски на разной высоте. Рабочий, сопровождавший эксперта, вооруженный молотком и зубилом, выбивал в этой полоске весь кварц жилы на глубину 2–3 см; кварц сыпался кусочками на брезент. Эту пробу собирали с каждого забоя в отдельный мешок и привязывали к мешку картонку с пометкой горизонта и номера забоя. Эти мешки сам эксперт увозил в лабораторию, где каждую пробу отдельно женщины в больших чугунных ступках измельчали в порошок.

Каждая проба давала кучку в 10–20 фунтов, которую тщательно перемешивали, уменьшали по правилам пробирного искусства в 10–20 раз, и уменьшенная порция порошка ссыпалась в несколько маленьких мешочков, соответственно занумерованных. Один мешочек поступал немедленно в лабораторию рудника для анализа, другой (в составе целой партии) отправлялся в Петербург в лабораторию Российского золотопромышленного общества для контрольного анализа, третий сохранялся на случай необходимости в проверке. Но так как подсыпку золота в пробы при желании можно было сделать и в лаборатории рудника, то толчение кварца велось под надзором химика, приехавшего с экспертами, а на ночь лабораторию запирали на ключ, который оставался у экспертов. Но и эти предосторожности не всегда гарантировали от подвоха. Контрольные пробы в Петербурге обнаружили, что в некоторые мешочки проб в лаборатории рудника все-таки было подсыпано золото, но неумело — слишком много. Очевидно в лабораторию ночью кто-то пробрался или через окно (лаборатория была в нижнем этаже) или через дверь с помощью другого ключа, заготовленного заранее. Это, конечно, были проделки управляющего по поручению владельца, желавшего непременно продать дело, которое вначале давало хороший доход, но с углублением выработок и обеднением жилы, вероятно, стало менее выгодным.

По окончании осмотра и опробования работавшейся части рудника эксперты захотели осмотреть и верхние выработанные уже горизонты, где в некоторых забоях можно было видеть оставленные участки жилы, которые в прежние годы считались бедными. Я присоединился к обоим экспертам. Мы поехали ко входу в рудник, но вошли не по Петропавловской штольне, а по проложенной выше по склону горы. Вход в нее был закрыт прочной дверью с солидным замком в защиту от хищников, которые, забравшись ночью в старые работы, могли бы спускаться вниз и «шуровать» в забоях, т. е. выковыривать видимое золото из кварца. Нас сопровождал старый штейгер, знавший эти оставленные выработки. Когда открыли дверь, на нас пахнула струя очень холодного воздуха. Зажгли свечи и пошли по штольне, которая была вся закреплена; сначала крепь, стоявшая уже лет 15, держалась хорошо, но далее, где начались выработки по самой жиле, давление породы было сильнее, и начались поломки — выпяченные коленом в штрек, согнутые дугой или сломанные стойки, сплющенные огнива — переклады. Белая плесень спускалась кудрявыми полосами вдоль стоек, свисала клубками с огнив; воды было мало, она капала только кое-где. Поэтому мы удивились, когда дальше на крепи появился иней, покрывавший огнива и переклады сплошным слоем с кудрявой поверхностью; кристаллы снежинок отражали искрами огонь наших свечей. Здесь и крепь хорошо сохранилась и казалась грубо высеченной из белого мрамора. Но затем слой инея на крепи и на полу штрека становился все толще, все больше суживая проход, и, наконец, заполнил весь штрек в виде сплошной массы льда. Впрочем, предупрежденный о нашем визите в старые работы еще за день, штейгер распорядился пробить лед, но только так мало, что нам пришлось лечь плашмя и ползти несколько шагов по льду со свечой в руке.