Мой «Современник»

Выйдя из трамвая и увидев, как маляр красит скамейку в зеленый цвет, молодой человек (его блестяще играл Михаил Козаков) решил еще раз использовать колокольчик и попросил, чтобы скамейка стала красной. И второе желание было исполнено.

И когда осталось только одно желание, начиналась фантасмагория. Нужно показать, говорил Ефремов, безумие человека, которому предоставляется возможность исполнения любого желания – но только одного. И он впадает в эйфорию, бежит домой, просит родных, чтобы они помогли, придумали такое желание. И все заражаются этим состоянием – и отец, его эксцентрично играл Валентин Никулин, и мать (ее играла я), которая хочет, чтобы в ее саду росли огромные груши, потому что в детстве она была влюблена в мальчишку, который предпочел ей девочку Маришку, в чьем саду груши больше. И вот все мы искали эту приподнятость, это состояние, близкое к помешательству, восторженное от такой необычной возможности, и наконец придумывали формулу: «Жить спокойной, беззаботной жизнью».

Я всегда очень тщательно подбирала себе костюм. В частности, для роли мамы я долго искала подходящую шляпку и уговорила мамину подругу продать мне свою шляпку – маленькую, с черной «загогулинкой» сверху.

Все играли превосходно – и Михаил Козаков, и Лариса Кадочникова (роль жены героя), и Нина Дорошина (подруга жены). Виктор Сергачев смешно играл психиатра, на эту же роль пробовался, желая попасть в наш театр, Савелий Крамаров. Олег Табаков играл роль маляра, который был свидетелем чуда, и это «мурло» приходило урвать свой кусок – шантажировать. Старичка с колокольчиком играл Владимир Паулус, очень талантливый актер, который, к сожалению, рано ушел из жизни…

Мы работали с огромным наслаждением, потому что в таком жанре можно импровизировать, раскрепощаться, пробовать свои силы. Нам помогала волшебная бригада, которая под музыку Эдуарда Колмановского, с танцами и песнями, на сцене делала перестановку мебели. Слова песни Ефремов поручил написать мне, но Колмановский сказал, что с какой-то Ивановой песню он писать не будет, и пригласил Михаила Светлова. Ефремов решил, что стихи Светлова не подходят по содержанию – должна быть простенькая песенка, объясняющая, почему люди занимаются перестановкой на сцене. «Мила, пиши!» Я принесла свой текст, Колмановский опять начал протестовать, Светлов взял мои стихи, отредактировал, и они вошли в спектакль – конечно, как и хотел Колмановский, как стихи Светлова. Но я всегда любила и уважала Светлова, поэтому не обиделась, а наоборот, гордилась соавторством, хотя мое имя упомянуто не было.

Конечно, спектакль «Три желания» не такого масштаба, как «Голый король», но рассказ о неожиданно охватывающем человека безумии стяжательства, когда он может пойти по головам, не заметить плачущего ребенка, отнять что-то у других, был интересен и нам, актерам, и зрителям. И этот жанр, как и психологическую драму, Ефремов превосходно чувствовал и умел блестяще в нем работать.

Спектакль этот шел на нашей сцене не очень долго. Его сняли с репертуара, потому что чешский драматург Блажек выступил у себя на родине против компартии.

«Белоснежка и семь гномов»

Михаил Козаков пишет, что единственный спектакль, который мы выпускали без проблем, это спектакль «Белоснежка и семь гномов». Да, с цензурой проблем не возникло, но выпуск был совсем не таким уж легким.

Я уже говорила, что Ефремов, воспитывая актеров-художников, считал, что все они должны попробовать себя в режиссуре. У Галины Волчек это получилось сразу, когда она вновь сделала постановку «Пяти вечеров». У Евстигнеева не очень получилось со спектаклем «Третье желание». Попробовал свои силы и Табаков: он вместе с писателем Львом Устиновым написал пьесу и стал режиссером спектакля «Белоснежка и семь гномов».

Я думаю, «зараженный» гражданственностью Табаков сильно усложнил детскую сказку. Принц, спасающий Белоснежку, у него стал чуть ли не революционером: он хотел освободить свой народ, но его заточили в подземелье.

Ефремов дал Табакову полную свободу, и Табаков репетировал самостоятельно. Премьера должна была состояться в десять утра 30 декабря. Накануне Ефремов посмотрел генеральную репетицию и схватился за голову: сюжет запутанный, спектакль слишком длинный и не всегда понятный. И он принял решение: «Будем сокращать. Премьеру отменять не будем. Репетируем всю ночь. Мила, ты будешь выпускать листок, каждый час: стишки, шутки – и писать, сколько часов осталось до премьеры. Это в поддержку репетирующих. Нужно организовать чай, бутерброды для актеров». Сказано – сделано. Так всю ночь мы и работали.

Люся Крылова, очаровательная Белоснежка, своего маленького сына положила спать на диван в кабинете Ефремова и бегала его кормить. Сторожила ребенка секретарша Раиса Викторовна. К утру Люся еле стояла на ногах и один раз даже потеряла сознание. Но премьера состоялась 30-го в десять утра!