Мой странный друг (СИ)

— А то что? — в голосе Шера слышалась усмешка. Перевес в силах явно не в пользу Кая.

Кай шагнул вперед, и ему на встречу двинулись трое ребят, которых он несколькими точными движениями раскидал по углам. Шер отлетел последним. Но от двери Кая отделяла целая гостиная.

Все находящиеся в ней встали и замерли, готовясь вступить с ним в схватку.

В руке у Кая блеснул пистолет.

— Не двигаться. Я ухожу.

— Я прошу тебя остаться, — Себастьян встал из-за стола, где сидел все это время, молча наблюдая за происходящим. Он стал медленно приближаться к Каю.

Кай с пистолетом в руке начал отступать к стене.

— Ты выстрелишь? — спокойно спросил Себастьян, глядя ему в глаза.

— Разреши мне уйти, пожалуйста!

— Ты выстрелишь?! — Себастьян продолжал приближаться.

— В тебя — никогда, — тихо сказал Кай, чувствуя, что спиной уже уперся в стену — отступать было некуда.

Себастьян вплотную приблизился к нему, медленно поднял руку и взял из его руки пистолет. Затем защелкнул на руке Кая браслет наручника.

— Дай вторую руку, — сказал Себастьян.

Кай чувствовал, как напряжение последних минут уходит. Силы его покидали. Он безвольно стоял и смотрел на Себастьяна.

Себастьян сам взял его вторую руку и защелкнул наручник, а после резко отвернулся и, возвращаясь на свое место, сказал:

— Отведите его в камеру. Только обыщите сначала.

— Себастьян, послушай, я прошу, оставь Фрола! — недавно раскиданные им братки теперь грубо обшаривали его карманы. Вытащили оружие, нож и мобильник, положили на стол перед Себастьяном, потом подхватили Кая под руки и потащили к выходу из гостиной.

— Наручники с него не снимайте, — сухо сказал Себастьян, смотря в другую сторону.

— Выслушай меня! Фрол... оставьте Фрола, мы с ним вместе на войне... он боевой товарищ, мы столько сражались вместе! Себастьян! — запинаясь, говорил Кай.

Его вытолкнули за дверь и потащили по коридору в сторону, где располагались камеры.

— А он хорош! Троих моих и меня, как кегли, раскидал! Я и не ожидал, — Шер даже не обиделся такому поступку Кая. — А ты был уверен, что он не выстрелит в тебя? — спросил он Себастьяна.

— Да, уверен. Это единственный человек на земле, в котором я уверен, — задумчиво произнес Себастьян.

— Он тебе не простит это, — сказал Иртыш, наблюдавший всю картину, но не считавший нужным вмешиваться. — Ты сейчас потеряешь друга из-за какой-то мрази Фрола.

— Мы живем по своим понятиям, Фрол их нарушил — следовательно, ему нужно преподать урок, — в голосе Себастьяна слышались нотки сомнения.

— Кай не простит тебе. Ты хочешь тронуть его боевого товарища — это перебор! Что ему делать? Ты ставишь его между выбором: ты или этот. Глупо! Не нужно этого делать, не ставь его перед таким выбором. Он давно его сделал — ты его друг! Он за тебя сам готов пулю словить, — Иртыш говорил спокойным, рассудительным голосом. — Я, можно сказать, жизнь уже прожил, а вот такого друга не встретил, — с грустью произнес он.

Себастьян отвернулся, достал сигареты, закурил. На душе у него было муторно. Он понимал, что Иртыш прав. Но что ему оставалось делать? Он сейчас между двух огней — Кай и его дружба и братва и их принципы.

— Ну что, когда идем мочить Фрола? — Шеру не терпелось — он любил издеваться над людьми.

— Когда скажу, тогда и пойдете, — жестким голосом сказал Себастьян. — Пусть твои следят за ним.

— Понял.

Шер позвал своих в сторону, чтобы распределить роли в слежке за Фролом.

***

Кая затолкали в камеру.

Камеры были оборудованы в отдельном корпусе. Они всегда востребованы. Здесь содержались те, кого «перевоспитывали». Небольшая комната с решеткой на маленьком окне, в углу — кровать, сбоку — параша — вот и все удобства.

Его втолкнули внутрь, дверь со скрежетом закрылась.

Он подошел к окну, но оно было достаточно высоко — не заглянуть.

Почувствовав, что усталость наваливается на него, Кай сполз по стене и сел на пол. Посмотрел на свои руки, скованные наручниками. Как же он ненавидит её, беспомощность, полную беспомощность!

Рой мыслей не давал покоя:

«Все стало очень сложно!

Фрол! Нет, я не обижаюсь на него. Ну, ударил — пустяк! Мы столько воевали вместе, да я за него любого порву. Конечно, на него находит это — желание придраться ко мне; возможно, он даже меня ненавидит, впрочем, не он один».

Он знал, его многие ненавидят за то, что начальство относится к нему по-другому, не так, как ко всем.

«Но если бы они знали! Если бы только знали, почему я здесь! И почему ко мне такое отношение».

Быть здесь — это его проклятие, его участь, его приговор, его пожизненный срок. А избавление — это смерть! И если бы не его вера, он сделал бы шаг и прервал этот замкнутый круг. Но он не может. Это его крест, и он должен его нести до конца.

«Как тяжело, как больно, когда люди все воспринимают настолько плоско и однобоко, считая меня привилегированным и ненавидя за это. У меня здесь даже друзей-то и нет. Я один, совсем один все эти годы. А это так тяжело — быть одному!»