Мой сын маг

Они поднялись по лестнице к зданию вокзала. Мэт гадал, как это Савлу взбрело в голову подсунуть ему этого мальчишку-переростка. Рыцарь-то он рыцарь, но на. самом деле он невинен и идеалистичен, словно дитя, и для него существовал единственный критерий оценки ценностей — его собственный путь, любой другой путь он считал неправильным.

Около вокзала Жильбер остановился как вкопанный:

— Кто здесь живет? Какой-нибудь богатый вельможа?

— О нет, там никто не живет, — смущенно ответил Мэт. — Это просто... такое место, где люди ждут поезда — того, который отвезет их туда, куда им нужно попасть.

— Такое дивное здание — и предназначено всего лишь для ожидания? — изумился Жильбер. — Воистину твой народ богат, сэр Мэтью! — Тут на глаза рыцарю попалась стена вокзала, испещренная граффити. — Какие чудные, светящиеся краски! Но что означают эти слова?

— Да ничего такого особенного, — торопливо проговорил Мэт. — Пойдем, нас ждут дела!

Он попытался утащить Жильбера за угол, но не тут-то было: рыцарь уперся.

— Нет! Я должен узнать, что означают эти дивные слова...

Он умолк и принялся разглядывать граффити. Мэт затаил дыхание. Он всей душой надеялся, что Жильбер не стал большим знатоком английского из-за того, что перенесся из Меровенса в Америку. Но ведь он сам наставлял рыцаря несколько раз читать стихи Шекспира, присовокупив к этому занятию магию Короля-Паука.

Жильбер читал и читал стихи до тех пор, пока слова чужого языка не стали обретать смысл...

— Это очень грубые слова, — дрогнувшим голосом проговорил Жильбер.

— Боюсь, что так, — вздохнул Мэт, и ему вдруг стало совестно за всю свою цивилизацию. «Господи, — подумал Мэт. — Как же он выдержит путешествие по главной улице среди ночи — средневековый рыцарь из религиозного ордена, воин и монах в одном лице? Какое впечатление на него произведет жизнь нью-аркских окраин?»

— Сколь дивные тут у вас картины! — Жильбер переводил глаза с одного громадного плаката на другой. — В них нет ничего религиозного, но все же... Ах! Вот я вижу тут слово «Воскресение»!

И вдруг он увидел то, что собирались воскресить. У Мэта противно засосало под ложечкой. Постер представлял собой афишу воскрешенного мюзикла «О, Калькутта!», и на нем красовались обнаженные женщины. Жильбер стыдливо отвел взгляд и побледнел:

— Неужели мужчины и женщины по доброй воле позируют для подобных картин?

— Они не видят в этом ничего зазорного, — пожал плечами Мэт.

— Их чувства не оскорблены таким?.. — поежился Жильбер. — Твой народ столь богат, у него есть чудесные дома и быстрые повозки, но почему же душа его столь бедна?

— Знаешь, у меня был один знакомый, так он говорил, что другого мира себе просто не представляет.

— Как же так! — в гневе воскликнул Жильбер, но на это у Мэта ответа не было.

— Давай-ка побыстрее исполним то, ради чего мы попали сюда. Нам нужно поскорее вернуться в Меровенс.

— Но не могли бы мы задержаться здесь, сразиться с Сатаной и спасти этот мир?

— Для начала спасем наш собственный, — буркнув Мэт и сам поразился происшедшей с ним перемене. Он ведь сказал это совершенно искренне: теперь его домом стал Меровенс. На память Мэту пришел один уругваец, вернувшийся в Штаты после того, как посетил родные края, где не бывал десять лет. Вернувшись, он с грустью заявил, что его родины больше нет.

Мэт увел Жильбера от вокзала и повел по боковой улочке. Жильбер остановился и осторожно проговорил:

— Что это за светильники?

— А? — Мэт проследил за взглядом рыцаря. — А, это просто уличные фонари.

— Тут у вас тратят столько масла, чтобы озарить пустую улицу? Сколь дивно!

Мэт собрался было объяснить сэру Жильберу, что для здешних фонарей не требуется никакое масло, но вспомнил о трубе, дымящей на теплоэлектроцентрали, и прикусил язык.

— Так люди чувствуют себя увереннее по ночам, — сказал он. — А значит, затраты окупаются. Пошли.

Они шагали по улице, а Жильбер то и дело восторженно восклицал:

— Какая широкая мостовая! Какие высокие дома! И как мало мусора!

А Мэту хотелось пинать ногами урны. Он вспомнил о том, как выглядят по ночам улицы Бордестанга — темно, хоть глаз выколи, вонь от помоек... «Пожалуй, — решил он, — когда мы там разберемся с джиннами, надо будет потолковать с Алисандой насчет уличных фонарей, сточных колодцев и уборки мусора».

Завернув за угол, они оказались на главной улице, Жильбер вновь застыл на месте и прошептал:

— Сколь дивно!

— Что? — непонимающе спросил Мэт и, нахмурившись, оглядел улицу. — Ты удивлен тем, как много народу ходит по магазинам в столь поздний час?

— Но тут светло как днем! А эти навесы! Под ними могло бы уместиться целое войско!

— Ну, понимаешь... просто владельцы магазинов надеются, что, если люди будут прятаться под этими навесами от дождя, они могут заскучать, от скуки заглянуть к ним в магазины и что-нибудь купить.

— Вся улица вымощена, и все каменное, даже дома! Это дворцы? Наверняка дворцы, ведь они сияют огнями и все каменные, и высокие, словно замки!