Смотрю на Джеки со смешанным чувством. С одной стороны я так рад за него. Но в то же время… Такая счастливая любовь и в то же время такая несчастная. Не хочется даже думать, что будет, если родители Женьки узнают.
Джеки собирается уходить. Договариваемся о следующей встрече. Он спрашивает, можно ли как-нибудь прийти с Филом. Пожимаю плечами: если Джеки считает, что ему будет интересно, то я не против. Джеки даже чуть оскорбляется: у них с Филом все на двоих, конечно, ему будет интересно познакомиться поближе с Женькиным лучшим другом, а как же иначе. Уже в дверях он вдруг говорит:
- Знаешь, этот твой Тор… Он у тебя интересный мужик.
«Он у меня», ага. Вообще не могу представить, чтобы он был «у кого-то». Но слышать почему-то приятно. И так смущает. Ну, Джек…
На душе вдруг становится так хорошо, так спокойно. Джек, наверное, мы будем видеться редко. Все реже и реже. Наверное, в конце концов, перестанем совсем. Но ты такой молодец. Ты так меня отогрел.
На следующий день меня вызывают к генеральному. Пока иду по коридору, теряюсь в догадках. Не могу представить себе, зачем я ему понадобился, все вопросы, связанные с учетом, он обсуждает непосредственно с Кларой. В приемной секретарша кивает мне на дверь кабинета. Захожу.
Гуров стоит у окна спиной ко мне, в пальцах дымится сигарета. Мне вдруг становится интересно, о чем он думает, глядя в это стекло, за которым мрачноватый ноябрьский денек сыплет нудным, иногда срывающимся на снег, дождем. О чем он вообще думает, когда остается один? Не может ведь быть, чтобы только о бизнесе. Удивляюсь этим странным мыслям, правда, недолго. Потому что он поворачивается, тушит в стоящей на подоконнике пепельнице окурок и с ходу приступает к допросу.
- Может, объяснишь, что ты и твой дружок вчера тут вытворяли?
Он по-прежнему стоит у окна, спиной к свету, поэтому мне плохо видно его лицо. Но голос у него раздраженный. В нем нет обычной насмешки, скорее, злость. Тупо удивляюсь. Понимаю, что речь обо мне и Джеки. Вот только никак не могу сообразить, что же такого мы сделали, чтобы так его разозлить.
- В каком смысле «вытворяли»?
- Ты не имеешь никакого понятия ни о приличиях, ни о трудовой дисциплине? Не нашли другого места пообжиматься? Если ты еще не понял, это издательство, а не ночной клуб.
Shit. Обжиматься. Это же надо, так преподнести наше с Женькой дружеское объятие. Чертов ханжа. Чертов гребаный террорист. Глупо спрашиваю:
- Ты что, за нами подглядывал?
- О, конечно! Мне же совершенно нечем заняться. Только за тобой шпионить. Да об этом уже во всех отделах сплетничают. Вместо того, чтобы работать.
Ну, это он наверняка преувеличивает. Точнее, нагло врет. Не так уж много народу нас видело. И вообще, вся эта сцена вряд ли заняла больше двух минут.
- Чтобы это было в последний раз. Больше никаких посторонних. Никаких приятелей. Тискайся с ними в свободное время, пустышка.
Пытаюсь возражать:
- Ты же сам велел пропустить Джека.
- Если бы я знал, какой цирк вы тут устроите, лично бы выкинул на улицу.
Мне вдруг становится смешно. Смешно от того, что он так раздражен, от того, что придает такое значение этому, в сущности невинному, эпизоду. Смешно от того… да просто смешно. Меня так и пробивает на какую-нибудь дерзость. Громко, с выражением декламирую:
- Тор ездит на колеснице, запряженной козлами. Ими же и питается!
И, расхохотавшись, выскакиваю в приемную, а потом в коридор. В коридоре еще какое-то время ржу. Я почему-то уверен, что мне ничего не будет за эту выходку. Отсмеявшись, чинно иду в бухгалтерию. Не такой уж гад, да? Что скажешь теперь, Джек?
Дней за десять до Нового Года маму выписывают. Чувствует она себя неплохо. Мне даже кажется, что она как-то живее на все реагирует. Недавно ее осматривал психиатр. Ничего определенного пока не сказал, но посоветовал подождать еще немного. Возможно, со временем мама сама выйдет из этого состояния. Лечащий врач рекомендует покой, свежий воздух, прогулки, положительные эмоции. Юрий Петрович настаивает на том, чтобы забрать маму к себе. Уволившись из компании, он продал квартиру в Москве и сейчас все время живет в коттеджном поселке. Там у мамы будет и свежий воздух, и тишина, и покой. К тому же постоянная забота и нормальное здоровое питание. Соглашаюсь почти сразу. Тем более что я ничего этого не могу ей обеспечить. Дядя Юра так этому радуется, что я впервые всерьез задумываюсь о том, почему он так и не обзавелся семьей. Ну и пускай. В этой жизни не так уж много людей, которые нас действительно любят, просто грех ими разбрасываться. Каким я стал мудрым, с ума сойти.
***
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное