Мои университеты

Учился он усердно, довольно успешно и - очень хорошо удивлялся; бывало, во время урока, вдруг встанет, возьмёт с полки книгу, высоко подняв брови, с натугой прочитает две-три строки и, покраснев, смотрит на меня, изумлённо говоря:

- Читаю ведь, мать его курицу!

И повторяет, закрыв глаза:

Словно как мать над сыновней могилой,

Стонет кулик над равниной унылой...

- Видал?

Несколько раз он, вполголоса, осторожно спрашивал:

- Объясни ты мне, брат, как же это выходит всё-таки? Глядит человек на эти чёрточки, а они складываются в слова, и я знаю их - слова живые, наши! Как я это знаю? Никто мне их не шепчет. Ежели бы это картинки были, ну, тогда понятно. А здесь как будто самые мысли напечатаны, - как это?

Что я мог ответить ему? И моё "не знаю" огорчало человека.

- Колдовство! - говорил он, вздыхая, и рассматривал страницы книги на свет.

Была в нём приятная и трогательная наивность, что-то прозрачное, детское; он всё более напоминал мне славного мужика из тех, о которых пишут в книжках. Как почти все рыбаки, он был поэт, любил Волгу, тихие ночи, одиночество, созерцательную жизнь.

Смотрел на звёзды и спрашивал:

- Хохол говорит - и там, может, кое-какие жители есть, в роде нашем, как думаешь, верно это? Знак бы им подать, спросить - как живут? Поди-ка лучше нас, веселее...

В сущности, он был доволен своей жизнью, он сирота, бобыль и ни от кого не зависим в своём тихом, любимом деле рыбака. Но к мужикам относился неприязненно и предупреждал меня:

- Ты не гляди, что они ласковы, это - хитряга народ, фальшивый, ты им не верь! Сейчас они с тобою - так, а завтра - иначе. Каждому только сам он виден, а общественное дело - каторгой считают.

И с ненавистью, странной в человеке такой мягкой души, он говорил о "мироедах":

- Они - почему богаче других? Потому что - умнее. Так ты, сволочь, помни, если умный: крестьянство должно жить стадом, дружно, тогда оно сила! А они расщепляют деревню, как полено на лучину, ведь вот что! Сами себе враги. Это - злодейский народ. Вот как Хохол мается с ними...

Красивый, сильный, он очень нравился женщинам, и они одолевали его.

- Конечно, в этом я избалован, - добродушно каялся он. - Для мужьёв обидно это, я сам бы обижался на ихом месте. Однако баб нельзя не пожалеть, баба - она вроде как вторая твоя душа. Живёт она - без праздников, без ласки; работает, как лошадь, и больше ничего. Мужьям любить некогда, а я свободный человек. Многих, в первый же год после свадьбы, мужья кулаками кормят. Да, я в этом - грешен, балуюсь с ними. Об одном прошу: вы, бабы, только не сердитесь друг на друга, меня хватит на всех! Не завидуйте одна другой, все вы мне одинаковы, всех жалею...

И, конфузливо усмехаясь в бороду, он рассказал:

- Я даже чуть-чуть с барыней одной не пошалил, - на дачу приехала из города барыня. Красавица, белая, как молоко, а волосья - лён. И глазёнки синеваты, добрые. Я ей рыбу продавал и всё, бывало, гляжу на неё. "Ты что?" - спрашивает. "Сами знаете", - говорю. "Ну, хорошо, говорит, я к тебе ночью приду, жди!" И - верно! Пришла. Только - комаров она стеснялась, закусали её комары, ну, и не вышло у нас ничего. "Не могу, говорит, кусают очень", а сама чуть не плачет. Через сутки к ней муж прибыл, судья какой-то. Да, вот они какие, барыни-то, - с грустью и упрёком кончил он. Комары им жить мешают...

Изот очень хвалил Кукушкина:

- Вот, приглядись к мужику, - хорошей души этот! Не любят его, ну напрасно! Болтун, конечно, так ведь - у всякого скота своя пестрота.

Кукушкин был безземелен, женат на пьяной бабе-батрачке, маленькой, но очень ловкой, сильной и злой. Избу свою он сдал кузнецу, а сам жил в бане, работая у Панкова. Он очень любил новости, а когда их не было - сам выдумывал разные истории, нанизывая их всегда на одну нить.

- Михайло Антонов - слыхал ты? Тиньковский урядник в монахи идёт, от своей должности, - не желаю, бает, мужиков мордовать, - шабаш!

Хохол серьёзно говорил:

- Вот так всё начальство и разбежится от вас.

Вытаскивая из нечёсанных русых волос на голове соломинки, сено, куриный пух, Кукушкин соображает:

- Все - не убегут, а которые совесть имеют - им, конечно, тяжко на своих должностях. Не веришь ты, Антоныч, в совесть, вижу я. А ведь без совести и при большом уме не проживёшь! Вот, послушай случай...

И рассказывает о какой-то "умнейшей" помещице:

- Такая злодейка была, что даже губернатор, не взирая на высокую свою должность, в гости к ней приехал. "Сударыня, говорит, будьте осторожнее на всякий случай, слухи, говорит, о вашей подлости злодейской даже в Петербург достигли!" Она, конечно, наливкой угостила его, а сама говорит: "Поезжайте с богом, не могу я переломить характер мой!" Прошло три года с месяцем, и вдруг она собирает мужиков: "Вот, говорит, вам вся моя земля и прощайте, и простите меня, а я..."

- В монастырь, - подсказывает Хохол.

Кукушкин, внимательно глядя на него, подтверждает:

- Верно, в игуменьи! Значит - и ты слыхал про неё?

- Никогда не слыхал.

- А - откуда же знаешь?

- Я - тебя знаю.

Фантазёр бормочет, покачивая головой:

- До чего ты не верующий людям...