Мои вечера

Лебеденко бывает беспощаден, если усмотрит «посягательство». Любопытен в этом смысле его приход к власти и история с Л. Григорьяном. Преподаватель латыни в мединституте Григорьян — рафинированный поэт, выпустил книгу «Перо». Вот здесь-то и решил Лебеденко показать свою ультраортодоксальность. Он сфабриковал «протокол обсуждения» «Пера» и, не щадя своего долголетнего редактора Н. Бабахову, которую вскоре сняли с работы, отправил один экземпляр «обсуждения» в Госкомиздат, другой — в обком партии. В «обсуждении» настаивалось на «аресте книги „Перо“».

Я бурно протестовал против подобного решения, ходил с защитой Григорьяна в обком, писал письмо редактору «Правды». Мол, весь «грех» этой книги в её архаизме, частом обращении к мифам. Тщетно! Книгу «порезали на лапшу». Дело было сделано. Бдитель Лебеденко пришёл к руководству. Везде расставил своих. Любопытно было обставлено само обсуждение: стенографистка, магнитофон. Я сказал тогда: «Это похоже на процесс над ведьмами», и вызвал яростный гнев. А затем копия обсуждения навсегда исчезла. И лента, и стенограмма.

— Да где же они?

— Найти не можем[6].

Правда, иногда в Лебеденко пробуждается его прошлое лётчика, и тогда он может произнести критическую речь в адрес обкома партии, в свой собственный, но такие минуты бывают всё реже, вероятно, утверждается мысль об исключительности.

А вот ещё один из «донской роты» — Борис Куликов. Казачина от чуба, усов, разбойничьего посвиста, мата до громкоголосости. На собраниях любит резать правду-матку, ни в каких правлениях участвовать не желает. Анархист из станицы Семикаракорской. В недавнем прошлом драчун, скабрезник, впрочем, остатки последнего и поныне остались. В прозе колоритен, лиричен, язык сочен.

Хочу рассказать об одном окололитературном человеке, главным образом потому рассказать, что уж больно он колоритен. Ну, кто из коренных ростовчан не знал Жорку Махоркина — благородного авантюриста? Высокий, спортивного склада, с огромными, как у факира, глазами, седой с молодости. Ещё до войны — король бильярда, живший за счёт выигрышей возле зелёного стола, боксёр, которого «нанимало» при командных встречах то общество «Урожай» за отрез на костюм, то общество «Энергетик» за туфли. Кутила, бесшабашный «добрый малый».

Как выяснилось после войны, Георгия оставили с заданием в тылу у фашистов. Он оказался, например, «вышибалой» в доме терпимости для немецких офицеров в Пятигорске, позже был награждён нашим правительством медалью партизана, получил хорошую квартиру. Природа щедро одарила Махоркина, в том числе и некоторыми литературными способностями. В Москве вышло два его романа. Во втором из них он схулиганил: всем отрицательным героям дал внешности, имена и отчества здравствующих донских писателей, а главного злодея назвал (сделав его похожим чертами лица на поэта Гарнакерьяна) так, как по-армянски называется половой орган. Разразился скандал.

И вдруг новость: Махоркин стал миллионером. Как, откуда? Оказывается, ещё во время гражданской войны его папа — вовсе не Махоркин, а армянский негоциант бежал от революции в Париж. Здесь завёл ковровую фабрику, женился, стал богатым человеком. Но ни жену, ни дочь не любил. Как-то, уже после окончания Отечественной войны, приехал в Москву по коммерческим делам. Навёл справки о сыне в Ростове, устроил встречу с ним, прямо влюбился в него («Да ты же моя копия»), раз-другой вызывал его к себе в Париж, а перед смертью всё своё богатство завещал ему. Одних только процентов с капитала Махоркин ежемесячно получал… 30 000 рублей. Да вот беда, вскоре пал жертвой инфаркта.