Воздушная разведка, при наличии густого кустарника и высокого леса, под защитой которых находился наш лагерь, едва ли могла дать противнику какие-нибудь сведения. Бомбы, сброшенные летчиками у Кахе, причинили лишь небольшие потери и не помешали проходившему через этот пункт подвозу наших запасов. Чтобы вызвать наш огонь, северо-западнее Ней-Штеглица опять появились знакомые уже нам английские всадники, действовавшие редкими и сильно растянутыми стрелковыми цепями. Наши роты, скрытые в кустарнике, были готовы атаковать, едва появятся более крупные отряды. Подобный контрудар был произведен поздно днем 18 марта; он имел успех. Чтобы основательно познакомиться с местностью наших будущих действий, постоянно высылались европейские патрули. Я также пользовался для этого каждой минутой, которой мог располагать. Сквозь чащу проложили дороги. Этим была создана возможность точно определить, к какому пункту хотят направить тот или иной отряд.
У большой дороги, ведущей от Химо к Кахе, сильные части противника сблизились также с отрядом Штеммермана, который близ Кахе занимал укрепленную позицию фронтом на север по обе стороны этой дороги. Неприятельские патрули вошли в непосредственное соприкосновение с нашим отрядом и тем самым искусно замаскировали передвижение противника. Таким образом, когда после полудня 20 марта я прибыл в отряд Штеммермана, совершенно не было ясно, что собственно происходит перед фронтом. Можно было предположить, что неприятель здесь только отвлекал нас, нанося удар в другом, более чувствительном для нас, месте. Подобный маневр был бы очень опасен, так как в необозримом кустарнике он мог быть обнаружен слишком поздно. Я решил отбросить неприятельское сторожевое охранение, находящееся перед нашим фронтом, и гнать его до главной позиции противника. Заранее было указано, что к часу ночи роты должны вернуться на свои прежние места; пулеметы были оставлены в наших окопах, во избежание их потери и для обеспечения нашей позиции.
Светила яркая, полная луна, когда головная рота попала под огонь по-видимому, со стороны неприятельского часового или патруля, который отошел. Дальше мы столкнулись с несколькими патрулями и затем около 5 километров севернее нашей собственной позиции добрались до крупных частей противника с пулеметами. Развившийся здесь очень сильный огонь показал нам, что мы натолкнулись на главные позиции неприятеля, штурмовать которые мне показалось делом бессмысленным. Оставив патрули, я снова отошел. В числе наших незначительных потерь были также три трудно заменимых ротных командира, из которых обер-лейтенант фон-Штош и Гроте через несколько дней умерли от ран, в то время как капитан Огар, потерявший ногу, вернулся на службу лишь спустя продолжительное время - когда ему была изготовлен протез.
Наш отход, который противник, вероятно, считал вынужденным, вселил в него уверенность, что он сможет на следующий день отбросить нас энергичным ударом. 21 марта атаки больших неприятельских сил на фронт отряда Штеммермана у Кахе закончились безрезультатно. Они были отбиты с тяжелыми потерями для противника, который состоял, главным образом, из южно-африканской пехоты. Наше 10,5-см орудие{34}, огонь которого направлялся с высоких наблюдательных пунктов, дающих большой обзор, повидимому, удачно обстреляло отступающего противника. Нужно признать, что значительную часть понесенных англичанами потерь, которые только среди южно-африканских европейских частей достигали в этот день нескольких сот человек, причинило это орудие.
Противник понял, что новое наступление на фронт шириной в 500 метров, под огнем наших стрелковых окопов, безнадежно, и попробовал обойти наш правый фланг. Однако, в свою очередь, наш контрудар был хорошо подготовлен разведкой. После полудня отряд Шульца нацелился на неприятельский фланг. Последний бросок отряда Шульца был очень затруднен густым кустарником. Аскари пробирались через него только шагом, когда они вдруг услышали в нескольких шагах от себя работу неприятельских пулеметов.