Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг.

Работы при Варениковой пристани по Высочайше утвержденному проекту должны были производиться в продолжение двух лет. Часть рабочего отряда на левом берегу р. Кубани была морем перевезена из Крыма, куда она осенью должна была возвратиться с тем, чтобы весной снова прибыть на Вареникову пристань. Эта перевозка стоила огромных сумм и вредно действовала на здоровье войск. Между тем в зимнее время горцы могли бы напасть на неоконченное укрепление у Варениковой пристани и повредить как укрепление, так и сообщение его с Кубанью. Эти причины побудили меня представить, что работы могут быть окончены в один год, если будет разрешено нижним чинам, производившим земляные насыпи и не получавшим ничего кроме увеличенной мясной порции, выдавать за каждый выработанный урок по 20 коп. сер. Источником для этого расхода назначены 18 тыс., оставшиеся из 30 тыс. ассигнованных на работы по устройству сообщения через р. Кубань у Варениковой пристани. Когда получено было разрешение на этот расход, то я был уверен, что нижние чины будут производить работы успешно, так что они окончатся в один год. Но недостаточно было выдавать деньги начальству за произведенные нижними чинами работы; надо было, чтобы они доходили до них, чего в особенности трудно было добиться в казачьих войсках. Анреп обратил на это особое внимание и вместе с тем приказал, чтобы казаков и солдат поочередно употребляли в мокрых и затруднительных местах без всякого между ними различия. Этого никогда прежде не соблюдалось: казаков всегда ставили на работы в самые дурные места. Износит казак скоро платье и сапоги, они его собственные, а не казенные; заболеет он или умрет, это не вносится в ведомости, представляемые высшему начальству; тогда как на солдате платье и сапоги казенные, и скорая износка их была прямым убытком полковому командиру, а если в полку много заболевало и умирало, об этом вносилось в ведомость, и полкового командира подвергали ответственности.

{Я выше говорил, что} во время перехода отряда из Гастачая на Вареникову пристань было заключено перемирие с горцами, между тем последние сделали два выстрела против Анрепа и его адъютанта Колебякина, ехавших несколько впереди отряда. Анреп на другой день прихода отряда на Вареникову пристань приказал объявить, что если горцы не выдадут немедля стрелявших, то он часть своего отряда пошлет для уничтожения жилищ и хлеба горцев. Немедля явились старшины из соседних аулов. Они уверяли, что не могут отыскать стрелявших. Анреп повторил свою угрозу, и на другой день были приведены два почти голых оборванца. Когда их спросили через переводчика, зачем они стреляли, зная, что было замирение, они отвечали, что хотели этим понравиться женщинам. Анреп, прочитав им мораль, сказал, что они теперь в его руках, что он мог бы приказать их расстрелять, но для того, чтобы они умели ценить великодушие Русского Царя, он не только его именем их простил и отпустил домой, но приказал еще выдать каждому из них по десяти карбованцев (так называли на Кавказе серебряные рубли). Анреп говорил все это с необыкновенной величавостью; в словах же его и действиях не было никакой логики; {можно было простить оборванцев; сомнительно было, чтобы стреляли именно эти оборванцы; вероятнее, что они были представлены только во избежание исполнения угроз Анрепа, но зачем было давать им еще по 10 руб. сер., этого я не понимаю}.

Анреп вскоре уехал в Керчь, сдав командование отрядом свиты Его Величества контр-адмиралу Серебрякову; с ним уехали исправлявший должность начальника штаба Филипсон и Колебякин. Я поместился в палатке Филипсона и потому был ближайшим соседом Серебрякова, с которым часто виделся. Анреп и Филипсон приезжали несколько раз в отряд, и последний жил со мной в одной палатке, а когда я ездил в Керчь, то останавливался у Колебякина. Отношения между последним и Филипсоном были по-прежнему неприязненные, и я был, так сказать, между двух огней. Увидав раз в палатке Серебрякова прекрасный сотовый мед, принесенный ему одним из соседних горцев, я хотел его попробовать, но до этого он меня не допустил, сказав, что мед, может быть, отравлен и что он прикажет дать его для пробы собакам. Чтобы дать понятие, что за люди занимали значительные должности на Кавказе и какие были между ними отношения, приведу распространившийся тогда, по моему мнению невероятный, слух, что этот мед поднесен был горцами по наущению коменданта Анапы, полковника Рота, находившегося во вражде с своим начальником Серебряковым.