Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Многие узнали о моем отъезде в Севастополь, и не только знакомые просили о передаче их родственникам денег и разных вещей, но и неизвестные мне лица присылали разные вещи, которые они жертвовали больным и раненым. Я ехал в четырехместном тарантасе и потому принимал все, за исключением вещей, занимавших много места, как то сахар и т. п. Но при выезде моем вечером 8 ноября, когда я садился в тарантас, в него успели положить и несколько голов сахару. Не успел я отъехать версты от дому, как сломалось что-то в моем тарантасе, так что я должен был вернуться. Всю ночь чинили тарантас, а я с женою и сестрою проговорили в ожидании окончания починки; я уехал только на другой день утром. По дороге я виделся в Орле со старым моим другом A. С. [Александром Сергеевичем] Цуриковым, женою его, урожденной [

Варварой Карловной фон] Сталь, дочерью бывшего московского коменданта [Карл Густавович фон Сталь (von Staal)

], с орловским вицегубернатором [Николаем Петровичем] Вульфом, с которым я, {как видно из V главы «Моих воспоминаний»}, познакомился в Екатеринославе, где он был также вице-губернатором, в Харькове с С. В. Абазой и его семейством, а в Екатеринославе с губернатором [

Андреем Яковлевичем] Фабром и с управляющим акцизными сборами Щербаковым, умершим в начале 1873 г. в Харькове. Co всеми этими лицами я виделся и на обратном пути. В Екатеринославе я перегнал сестер милосердия, отправленных в Крым по распоряжению Великой Княгини Елены Павловны. На первом перегоне от Перекопа экипаж мой завяз в селении Армянский Базар в грязи, из которой с трудом вытаскивали простые телеги. Опасаясь снова где-нибудь завязнуть и встречая, несмотря на курьерскую подорожную, на всех станциях затруднение в получении лошадей, я решился с первой станции за Перекопом ехать с каким-то чиновником на перекладной, уплачивая за него прогонные деньги и приказав моему слуге с моим тарантасом продолжать путь до Симферополя по моей подорожной.

Благодаря этому распоряжению, я доехал до Симферополя в полтора суток, тогда как экипаж мой употребил шесть суток, чтобы проехать менее 200 верст. Чиновник, с которым я ехал до Симферополя, говорил, что он послан из штаба князя М. Д. [Михаила Дмитриевича

] Горчакова, чтобы направить в армию последний неправильно посланный в Симферополь обоз с порохом, но мы его не догнали, и потому, вероятно, он не был возвращен.

Поручение, возложенное на чиновника, дать другое направление пороху, когда в нем ощущалась в высшей степени нужда в Севастополе и когда он уже почти достиг этого города, по невообразимой грязной и неудобной дороге, казалось мне тогда и продолжает казаться неправдоподобным. Все время, которое я ехал с означенным чиновником в телеге, лил проливной дождь. Это было 20 и 21 ноября; всю теплую одежду я оставил в моем экипаже и остался в одной холодной шинели, поэтому я промок насквозь до костей и сильно прозяб. Выходя на почтовые станции для отогревания, я в них не садился, чтобы мокрые подштанники хотя на время отделялись от моего тела. На всех станциях мы заставали проезжающих, ожидающих своей очереди для получения лошадей; между ними были и медики, ехавшие в нашу армию из Североамериканских штатов; они, видя, что я не сажусь на станциях, полагали, что я это делаю из-за уважения к ним, а потому приглашали меня сесть и удивлялись, что я не пользуюсь их приглашением. Эти медики, по прибытии в Симферополь, долго не получая лошадей для поездки в Севастополь, отправлялись туда пешком; иные сами несли свои пожитки. Я этих пешеходов снова повстречал при обратном моем проезде из Севастополя в Симферополь.