Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Афанасьев опасался не принять его, чтобы этим не навлечь на себя неприятностей от Вонлярлярского; я же запретил его принимать и донес о том Клейнмихелю, который, проезжая из Петербурга во внутренние губернии, вышел у означенного щебня из кареты. Найдя его дурным, он разругал Вонлярлярского и, садясь в карету, назвал его дураком, так что Вонлярлярский не мог этого не слышать. При дальнейшем осмотре шоссе Клейнмихель видел, насколько подрядчики Вонлярлярского были неисправны, и с того времени потерял к нему доверие; он оставался долго по особым поручениям при Клейнмихеле; впоследствии, видя презрение его к себе, выказываемое даже в гостиной, Вонлярлярский перешел на службу в учреждения Императрицы Марии. {Нельзя не подивиться тому, что Клейнмихель, очень легко отличавший способности людей, мог дать такое важное дело Вонлярлярскому; последний хорошо сделал для себя, что оставил службу при Клейнмихеле, при котором, несмотря на свои связи и даже при бóльших способностях к делу, никогда не достиг бы того, что дала ему новая служба}; он скоро добрался до чина тайного советника, был назначен товарищем главноуправляющего IV отделением Собственной канцелярии Государя{80}

и, хотя не удержался на этом месте, но все же, состоя почетным опекуном в С.-Петербургском опекунском совете, получает ежегодной пенсии 8400 pуб. сер., которые и составляют теперь единственное средство для его существования, так как он спустил все свое имение. Видя, что двоюродный брат его Александр Александрович Вонлярлярский{81}

(известный под названием Монте-Кристо), при содействии В. А. Нелидовой, получал огромные по тому времени подряды, дававшие ему средства жить роскошно, Е. П. Вонлярлярский, двоюродный брат Нелидовой, надеялся нажить состояние подрядами в ведомстве путей сообщения, а потому, перейдя на службу в другое ведомство, принял на себя разные работы и поставки по шоссе. Но он не имел ума своего двоюродного брата и, сверх того, отношения Клейнмихеля к Нелидовой изменились.

Он по своим подрядам предъявлял много претензий к казне, большею частью несправедливых. Претензии эти разбирались в особых, учреждаемых Клейнмихелем комиссиях, в которые он меня назначал членом, когда я не бывал в командировке вне Петербурга. Я в первых же заседаниях этих комиссий объяснял Е. П. Вонлярлярскому причины, по которым признавал бóльшую часть его претензий несправедливыми, и с моими замечаниями соглашались все члены комиссий, так что, когда Вонлярлярский видел меня в числе членов комиссий, он говорил:

– Ну, барон в числе членов комиссии; значит, надо проститься с несколькими десятками тысяч рублей.

Это, однако же, не помешало нам, при довольно частых встречах, всегда быть в приятельских отношениях.

При проезде Клейнмихеля по шоссе досталось от него всем, кроме меня; {говоря же во время своего проезда по шоссе обо мне, он часто прибавлял к моей фамилии слова}: «офицер, отличный во всех отношениях». Директор шоссе от ст. Померанье до ст. Едрово, подполковник Афанасьев, крепко ему не понравился, и он меня назначил заведующим этой дирекцией, с оставлением при нем по особым поручениям и с приказанием продолжать исполнение по вышеприведенному предписанию от 26 июня, с тем, чтобы во время его путешествия по внутренним губерниям вполне заменять его на Московском шоссе, донося только ему о всех моих распоряжениях. О новом моем назначении было отдано в приказе 30 июля.