Мой знакомый медведь. Зимовье на Тигровой. Дикий урман

Над головой, возбужденно переговариваясь, косяк за косяком летели гуси. Из тростника вдоль берега то и дело поднимались утки. Над яркой синью воды летели два снежно-белых лебедя.

Тростник становился все шире. Приходилось влезать на деревья, чтобы сквозь заросли просматривать воду.

…Километр за километром пробирались вдоль берега. Уже давно потеряли счет деревьям, на которые приходились влезать. А лодки все не видно.

Наконец вышли на лосиную тропу.

— Хорошо, хоть идти удобно.

— Лоси умеют тропу проложить.

Солнце клонилось к верхушкам деревьев. Все больше и больше появлялось комаров.

— Вот бы, паря, твой пузыречек, — вспомнил Федор. — Помазал малость — и не берет комар. Добрая была штука.

Комары забирались даже под одежду. Хотелось спрятаться от них куда-нибудь в траву, зарыться в мох.

Но надо было идти, искать лодку, снова и снова взбираться на деревья.

— Повремени малость, — сказал Федор, присаживаясь на валежину. — Не по моим летам вроде уж по лесинам-то лазить. Руки чего-то устали.

— Не в летах дело. Я тоже измучился, как собака.

— А может, потом передохнем? Пока не стемнело, поищем, а там и совсем на ночь остановимся, — сказал Федор, а у самого дрожали от усталости руки.

— Я уж отдыхать настроился. Ну ладно, не стоит, действительно, светлое время терять.

Федор медленно полез на пихту, а Росин отправился вдоль берега к очередному дереву.

— А, будь ты неладна!

— Ты чего там, Федор?

— Чуть не сорвался. Совсем, однако, руки не держат.

— Это от голода.

— Вода силы поотняла: столько проплыли. Да и не евши тоже.

Росин пробрался к намеченной елке и полез на нее, пробираясь меж ветками.

— Федор! Федор! Иди сюда! Лодка.

За широкой полосой прибрежных тростников, у кромки чистой воды, было хорошо видно перевернугую вверх дном лодку.

— Ты, паря, там сиди, направляй, а я полезу.

Раздевшись, Федор вошел в воду и, зябко поеживаясь, побрел к лодке, шурша раздвигаемыми тростниками.

— Полевее возьми! Левее чуть! — кричал Росин.

Глубина прибывала. По грудь… по плечи… по шею. Подался вправо, влево — везде глубоко. Поплыл.

«Вот и нашли, — подумал Росин. — Это главное. Теперь есть на чем выбраться отсюда».

Он опять отстранил мешающую смотреть еловую лапу и обмер: Федор взгромоздился на перевернутую «лодку», встал на ней во весь рост, а она не шелохнется.

— Лесина горбатая застрянула!

Ежась от холода и комаров, Федор натягивал на мокрое тело рубаху.

— Мы по тростникам рыщем, а ее, может, рыба таскает. Почем знать?

— Чего же делать будем?

— Искать, чего же. Без лодки дело худо.

Из тайги на озеро ползли сумерки.

— Готовь шалаш, — сказал Федор. — А я вон с той сосны еще обгляжу, тростник тут шибко густой.

По сплетению толстых, подмытых водой корней Федор подошел к стволу и с трудом полез вверх.

Росин ломал для шалаша еловые ветки.

Вдруг что-то прошумело и тяжело ударилось рядом. Федор приглушенно вскрикнул и застонал. Росин подскочил к сосне. Под ней, скорчившись, лежал Федор. Его нога застряла между корней. «Сломал!» — догадался Росин, глядя на неестественно согнутую ниже колена ногу. Он осторожно приподнял Федора, освободил ногу из змеиного клубка корней. Выше коротких, обрезанных бродней на широкой ссадине проступали и сливались капельки крови.

Глава шестая

Рысь насторожилась. Пугающий незнакомый запах заставил ее вспрыгнуть на толстый сук кедра. Отсюда низкий утренний туман не мешал осмотреть поляну. Там, где еще вчера не было ничего, стоял шалаш, плотно укрытый еловыми лапами. Вход был загорожен елочкой и заткнут травой.

…В лучах восходящего солнца незаметно растаял туман, и так же незаметно ушла от опасного места рысь.

Лучик солнца нашел в шалаше щелку и разбудил Росина.

Федор лежал рядом. Росин посмотрел на его ногу, затянутую в наспех сделанный лубок, на двигающиеся пальцы рук. «Не то спит, не то нет. Глаза закрыты, а пальцы двигаются. Впрочем, они у него всегда двигаются, даже во сне без дела оставаться не могут».

Федор тоже открыл глаза и, нахмурившись, смотрел куда-то сквозь низкую крышу шалаша.

— Как нога?

— Терпит… Спину что-то грызет. Расшиб, видно. Попали в проруху. Пошто было тебя сговаривать? Плыли бы тем путем. Спадет вода, пока нога держит.

Федор чуть шевельнулся, и лицо стало белей бумаги.

— Что с тобой? Может, повернуть как?

— Помолчи, — спокойно ответил Федор, а руками до белизны пальцев сжал сухую траву подстилки.

«Ему нужна срочная медицинская помощь. Что же делать? — думал Росин. — Ждать, пока спохватятся и придут на помощь? Но ведь это три, минимум два месяца. А вдруг начнется гангрена?»

Тело Федор расслабилось, пальцы выпустили траву, голова упала набок.

— Принеси, паря, напиться.

Росин оттолкнул прикрывавшую вход елку, вылез из шалаша и растерянно огляделся по сторонам. «А в чем же принести? Даже шапки нет».

— Из бересты сверни, — подсказал Федор.

Росин содрал кусок бересты, свернул конусом, а чтобы не раскручивался, защемил расщепленной палкой и принес воды.

— Давай посмотрим, что с ногой, — предложил Росин.

Федор чуть заметно кивнул.