Мой зверь безжалостный и нежный (СИ)

Он снова демонстративно взмахнул своим мобильником на шнурке. Потыкал в кнопочки и кому-то позвонил. Когда на том конце ответили, он тут же занервничал, даже заикаться начал. И руки у него задрожали. Тем не менее звонок не сбросил.

— Иваныч, это я… Да, Чича… Да постой ты, Иваныч, не ори так… Я знаю, знаю… Да знаю, что ищут… Ну вот как раз поэтому и звоню… Где разгромили? У тебя? Ну… Я отработаю, Иваныч… Вот отдам им бабки и тебе все отработаю, отвечаю… Дай мне только телефон этого Яши Черного. Я ему скажу, что вот он я… Зачем мне телефон Путина? Да, Иваныч, не ори так. Сказал же — отработаю. Сам ему позвонишь? А мне что? Перезвонишь мне потом? Да, на этот номер. Скажи ему, что бабки я собрал… Ага, жду.

Он выключил телефон и шумно, тяжело выдохнул. Повернулся ко мне.

— Ну вот видишь, Мариш. Сказал — и сделал.

Только руки у него все еще дрожали, и над губой поблескивали капельки пота.

— Поехали, а?

Даже отвечать не стала. Он ещё минуты две нудил, но тут запиликал у него на груди сотовый. Ромка сразу подобрался, занервничал с новой силой, даже не сразу принял вызов — телефон у него выскользнул из рук, которые прямо ходуном ходили. Но со второго раза всё же сумел ответить:

— Ага, Иваныч, слушаю… Куда подъехать? К тебе? В автосервис? Это так Яша сказал? Я никак не успею к трем… Да не сдаю я назад! … Да я в Байкальске сейчас! Ну край к пяти только смогу… Ага, всё, выезжаю…

Ромка облизнул губы.

— Фух. Ну всё, погнал я. Так что, не поедешь со мной? Ну ладно. Потом найдемся, да?

Я отвернулась. Может, и по-человечески стоило как-то его подбодрить — всё-таки не чужой и вон как трясётся от страха и все равно едет к этому Яше проклятому. Но мне совсем не до него было. И когда Ромка уехал, я лишь вздохнула с облегчением.

Через два часа приехала маршрутка до Иркутска. Я заняла место у окна и всю дорогу старалась себя отвлечь планами на ближайшее будущее. Первым делом, решила, поеду в Зареченск, к родителям. В Иркутске даже дня не пробуду. Сразу же с автовокзала — на поезд. А потом, может, съезжу куда-нибудь отдохнуть. Подальше отсюда. Зарплату мне Павел Константинович выдал приличную по моим меркам. А смена обстановки — это лучший способ излечиться от прошлого.

***

В Иркутск мы приехали около восьми вечера. Я выскочила из маршрутки, огляделась, соображая, в какую сторону и на какую остановку нужно идти. Потом перебежала дорогу, но дойти до остановки не успела — путь мне преградил незнакомый мужик. А чуть поодаль стоял уже знакомый — тот самый коренастый.

— Только вякни, — пригрозил незнакомый.

— Ну что, подруга, вот и свиделись, — подходя ближе, произнёс коренастый . — Прокатимся?

— Никуда я не поеду, — попятилась я. — Я кричать буду.

— Кто тебя спрашивать будет. Кричи, всем пофиг.

Он мертвой хваткой вцепился в мой локоть и потянул за собой. Я упиралась, но никто не обращал внимания. Кричала во весь голос, но, как назло, рядом находился киоск с cd-дисками, и «Девушка Прасковья», льющаяся из его колонок, полностью заглушала мои крики.

Они втолкнули меня в ненавистный черный джип.

— Сволочи, вы… — я осеклась, увидев там же, на заднем сиденье Ромку.

Он смотрел на меня затравленно и хлюпал разбитым носом.

— Это ты? Ты им сказал про меня? — прошептала я в ужасе.

— Я не хотел… прости… — заскулил он.

Я буквально онемела от шока. Такой низости я не ожидала даже от него.

Коренастый развернулся к нему.

— Ну всё, Чича, вали. У тебя двадцать четыре часа, чтобы найти и принести остальное. А твоя невеста побудет пока с нами, чтобы тебе быстрее искалось. Но если к завтрашнему вечеру бабки не привезешь, то сам знаешь, что будет.

Дрожащими руками Чичерин открыл дверь, вывалился наружу, бормоча:

— Мариш, прости… Тебя не тронут… я найду… я обещаю…

Я рванула к другой двери, но второй мужик тотчас среагировал и поймал меня за руку.

— Куда? Сиди тихо. Никто тебя не тронет, отпустим завтра, если твой женишок всё принесет. А если не принесет — тут уж не обессудь.

— Да при чем тут я? Никакой он мне не жених! Выпустите! Он же просто сейчас опять сбежит!

Но они меня как будто не слышали.

Джип рванул с места и помчался прочь, нетерпеливо сигналя и обгоняя другие машины…

39

Тимур

В ушах так и стояли её слова: «Поздравляю, победитель лето две тысячи четвертого. Надеюсь, оно того стоило». Голова от них разрывалась. Но ещё хуже было то, как она потом сразу же отвернулась, как задрожали её плечи…

Один миг — и всю решимость выбило. И ничего не осталось: ни злости, ни ненависти. Как будто в одну секунду всё перегорело. И ничуть легче не стало — наоборот, только больнее.

Невыносимо было смотреть, как она плачет. Ещё и знать, что из-за меня. Я замер на пороге, глядя ей в спину. Тянуло подойти, обнять сзади, извиниться, сказать что-нибудь или ничего не говорить, а просто… неважно.

Силой заставил себя отвернуться, уйти, чтобы не видеть её, хотя толку-то. Всё равно не мог даже на минуту перестать об этом думать. И чем дольше думал, тем хреновее становилось.

Нафиг я это сделал? Лучше бы просто свалил отсюда. Потому что сейчас стало так паршиво, что просто не знал, куда себя деть.