Моя анимежизнь 10: Генезис

— Значит так, Хаттори-кун, — я достал из сумки пацана редкую в эти времена сбрую — эрзац-«гоупро» в виде крепящейся на голову камеры и надел на него. — Стабилизатор изображения здесь поганый, поэтому, пожалуйста, старайся качать головой поменьше и шагать как как можно ровнее.

Сын начальника нашего полицейского участка — карьерный рост инспектора Хаттори и не думает останавливаться — посмотрел на свое отражение в витрине магазина и вздохнул:

— Я выгляжу как идиот!

— Я бы тебя заменил, но, увы, Ханако преступно высокая для девушки-айдола, — вздохнул я.

— Ой, зато меня хорошо видно на сцене! — запротестовала она.

— Так что если камеру повесить на меня, эффект будет хуже — как раз буду снимать ее лоб, а Ханако должна казаться маленькой и милой, — проигнорировав возмущение девушки, закончил я мысль.

— Ничего, я рад поучаствовать в съемках настоящего клипа! — улыбнулся Хаттори-кун.

— Ой, я и так милая! Супер-супер милая! — раздался еще один возмущенный комментарий.

— И старайся не смотреть на вывески и рекламу — нам за это не платят, — добавил я. — Давайте, беритесь за ручку и идите вон туда! — указал рукой в направлении парка, где мы с Хэруки гуляли год назад.

Ребята двинулись, Ханако старательно заулыбалась в камеру, и немного покрасневший от этакой картины пацан спросил:

— А разве во время съемок клипа не нужно включать музыку? Типа рот открывать в такт.

— Бака, ты запорол отличную улыбку! — расстроилась Ханако.

Бака тут я, потому что камеру не включил, но признаваться не буду!

— Давай перемотаем! — протянул руку и включил камеру. — Здесь ничего открывать не надо, песня будет фоном под видеоряд. Готовы? Начали!

— А что говорить? — застопорила процесс в этот раз айдол.

— Что угодно, главное — никого не оскорбляй, а то вдруг какой-нибудь зритель умеет читать по губам, — отмахнулся я. — Световой день короток, а еще на день здесь остаться мы не можем, всё, настроились и погнали!

До самой темноты и немножко по ней мы бегали по Саппоро, потом отправились на побережье, поснимав Ханако в электричке и у серого, зимнего моря, заодно получив море эстетического удовольствия. Хоккайдо — прекрасен, надо будет приехать сюда и летом, может не хуже будет? В Токио улетали почти в полночь, озябшие, но довольные и нагруженные шестью полными кассетами с материалом — завтра засяду в монтажку, как раз и документалку с Нанако нарежу, там уже тоже все отснято.

* * *

— Ну что, готова? — спросил я секретаря после шести часов напряженной работы в монтажке.

Кроме нас здесь никого нет — а зачем?

— Готова, — Нанако уже устала краснеть, поэтому просто кивнула, и я нажал на «плей».

Немного пустоты, и вот на экране появилась комната Нанако. Я там никогда не был, поэтому для съемок пришлось убрать со стен смущающее количество моих плакатов, оставив один — над кроватью девушки, который она убирать ни за что не захотела.

Сама она «спит», обнимая плюшевого Тоторо — немножко поддел Миядзаки — за кадром начала играть тихая милая пианинка, одетая в кигуруми-тигренка Нанако села на кровати, потерла глазки и сладко потянулась с моэшным зевком.

Заставка — на украшенном цветами розовом заднике появляется красивая надпись: «Курой Нанако: Правая рука».

— Зачем это показывать? — закрыла вспыхнувшее личико ладонями девушка.

— Это же мило! — в очередной раз привел я единственный, но такой мощный аргумент.

Далее Нанако в кигуруми подошла к установленной на комоде камере:

— Иоши-сама дал мне камеру и сказал, что нам присылают много писем с просьбой рассказать обо мне. Это странно, в конце концов я просто немного помогаю Иоши-саме, но он все время повторяет, что поддерживать связь с аудиторией — это самое важное, поэтому я постараюсь как следует!

Нанако взяла камеру и вышла в коридор. Около ванной подмигнула в кадр:

— В ванную вам со мной нельзя!

И, поставив на пол камеру, пошла умываться, не забыв прикрыть за собой дверь.

— Зачем так долго показывать дверь и усиливать шум воды? — спросила сидящая рядом Нанако.

— Потому что так надо! — не стал я вдаваться в подробности.

Извращенцев же полно — вот, пускай минутку послушают, как водичка отскакивает от юного тела моего дорогого секретаря. Немножко ускорения, и вот она, переодевшаяся в кимоно — камера дает просто великолепный вид на ножки, а главное — все скромно, от мягких тапочек-«пикачу» до колена показывать можно, а дальше начинается кимоно.

Махнув копной влажных волос, девушка подхватила камеру и с улыбкой пообещала своей будущей многомиллионной армии поклонников:

— Больше мы с вами сегодня не расстанемся!

И вместе с камерой пошла в комнату, вещая по пути:

— Сейчас нужно переодеться, причесаться и немножко накраситься, — улыбнулась в кадр, прислонила палец к губам. — Только не говорите об этом Иоши-саме, он считает, что косметика девушек только портит, — вздохнула. — Что эти мужчины могут понимать?

Вернувшись в комнату, она «нечаянно» уронила на объектив футболку, поэтому переодевание пришлось только слушать.

— Кажется, я начинаю понимать, — буркнула Нанако, неодобрительно покосившись на меня.