Моя девочка

Лампочка вновь работает, только светит тускло.

— Попроси меня, и я дам тебе не только радость секса, но и воды.

Вот заладил одно и то же.

— Никогда…

Пощечина. О, он прекрасно понял про связь между мной и Филиппом. Мир, и без того не слишком светлый, меркнет окончательно.

— Говорят, пощечина — это оружие слабых или обиженных.

Тишина. Только где-то капает вода, да слышно тяжелое дыхание моего мучителя. Он прислушивается к каждому моему слову.

— А ты просто падаль, Артур. Ты знаешь, что я никогда бы не выбрала тебя, вот и куражишься.

Я слышу бульканье воды, которую кто-то выливает из бутылки.

Артур, сука! Черт, я бы лет десять жизни отдала за один глоток воды! А не так далеко я была в бассейне Фила. Вот где воды море разливанное… Напиться бы от души, поплавать… Как жаль, что все хорошее так быстро заканчивается.

— Не хочешь, не пей. А я подожду.

Судя по звуку, он садится рядом.

Окружает меня теперь отныне и навсегда то, что мне и положено с рождения. То, к чему приучила меня моя мать. То, в чем я все время купалась в своей собственной жизни.

«Если бы не ты, Кира, у меня была бы нормальная работа. У меня был бы нормальный муж. Ты все испортила. Ты вечно все портишь!»

Можно подумать, я сама просила, чтобы меня рожали. Вот прямо стучала кулаками по ее животу с криками: «Откройте!»

Нет, надо перестать злиться.

Мама, Артур… Ненависть окружает меня, ей пышут стены и плюется Артур. Может быть, одержимость. Но я точно знаю одно — это ни хрена не любовь.

Как же быстро ненависть сменяет любовь и доверие. То, что было между нами и Лизой, то, случилось между мной и Филиппом.

Теперь, находясь на грани жизни и смерти, я понимаю это отчетливо. Филипп любит меня. Он нужен мне так же, как я нужна ему. Даже если сейчас он отрицает очевидное. Жаль, что я не смогу этого от него услышать.

Уже нет.

— Как же я ненавижу тебя, Кира!

Усмехаюсь в ответ. Может, он уже просто убьёт меня?

— Почему ты не просишь? Упрямая гордячка. Попроси, и я дам тебе стакан воды. Трахну и дам напиться еще.

— В задницу себе засунь этот стакан.

Черт, мне бы говорить поменьше, но к дьяволу все. Если мое желание — довести его до отчаяния и убийства, то какая разница, помру я с сухим горлом или нет.

— Знаешь, Филипп там тоже был. В заднице. Охрененно круто. Потому что он Крутой, слышишь? — пытаюсь смеяться над собственной шуткой. — И оргазм был крутейший. А ты сам себе сделай хорошо. У тебя-то руки свободны. Я знаю, ты только так и веселишься ночами.

Я не понимаю, слышит он меня или нет, но видимо слышит, раз мою правую руку прошивает болью.

— Тварь, какая же ты продажная опустившаяся тварь! А я ьебя боготворил, дурак!

Как же болит рука! Неужели ублюдок сломал мне руку? Не от жажды помру, так от заражения крови.

— Жаль, — хриплю я.

— Тебе жаль? — шипит Артур.

— Жаль, что не открытый перелом. Хоть крови напилась бы.

— Ты дрянная, гадкая, никчемная тварь. Как я мог заболеть тобой?

Заладил одно и то же. Влажный палец касается моей щеки, и я брезгливо отдергиваюсь.

— Какая же ты красивая! Прости меня, прости за то, что я с тобой сделал. Что мне сделать для тебя?

Может, он не совсем еще псих? Может, его можно уговорить, раз в голосе слышно хоть что-то человеческое?

— Выпусти меня. Ты хотел, чтобы я подчинилась? Вот тебе шанс. Я скажу все, что захочешь. Скажу, что потеряла память. Я не выдам тебя. Я забуду о тебе!

Ох не то я сказала, раз он смеется.

— Я не хочу, чтобы ты забывала меня. Ты была плохой девочкой, и я наказал тебя. Так, кажется, ты любишь делать со своим Филиппом? Все было бы хорошо у нас с тобой, если бы ты сделала правильный выбор. Помоги мне, сделай его сейчас. Не дай мне стать убийцей.

— Пошел нахрен, Артур, — равнодушно роняю я.

Мои ноги раздвигают, он касается пальцами моих складок. И вот конкретно этому мужчине без разницы, хочется мне секса или нет. Филипп делал со мной только то, что жаждала я сама. Артур то, что хочется ему. В этом различие между ними, я всегда это знала.

Ну, кроме того, что Артур в принципе извращенец и больной на голову козел.

По счастью, он быстро вытаскивает свой палец из меня и, судя по звукам, обсасывает.

— Вкусная. Какая же ты вкусная! Этот твой Филипп… Это был плохой выбор. Слушай сюда! Либо ты полюбишь меня, либо я буду последним, кого ты увидишь перед тем, как покинешь этот мир. Я сломаю тебе руки и ноги и возьму все равно, так что лучше соглашайся по-хорошему.

А ведь он не шутит. Эта паскуда не шутит! Он изувечит меня, изнасилует и оставит здесь валяться, пока меня не сожрут крысы.

— Боже, помоги мне!

— Тут только я, не стоит называть меня богом. Это оказалось не так уж и весело. Но это случится все равно. Долго ждать я не буду, и только тебе решать, будет это по-хорошему или по-плохому.

От всей души пытаюсь боднуть его, пнуть ногами, но промахиваюсь. Лишь рука болит все сильнее. Да, еще и нога ноет.

Его шаги стихают вдали.

Можно было бы и поплакать, но слез нет, кончились. А ведь прошло не так много времени.

Или много? Может, месяц? Или год?