В этот миг раздался такой удар грома, что от испуга она ринулась обратно в дверной проем и громко взвизгнула. Раскаты грома лавиной прокатились по небу и отозвались оглушительным эхом в горах. Ее пронизал холодный ветер. По земле, хижине и деревьям застучали тяжелые капли дождя. Из бездны неба на горы обрушилась дикая и своенравная буря.
Джим схватил Брайони за руку и втащил в хижину, крепко захлопнув дверь. Она тяжело дышала, пораженная внезапным налетом бури.
— Пожалуй, следует тотчас закрыть все окна на засовы, — заметил он. — Погода разыгрывается не на шутку.
— Откуда взялась эта гроза? — поинтересовалась девушка, следуя за ним в спальню, где он закрепил деревянные ставни на окнах, предохранив от ударов ветра, который грозил разбить их о стену. — Вечернее небо было таким ясным, погода была такой тихой. Ведь при заходе солнца не было ни облачка.
— В горах бури налетают внезапно, — коротко ответил он, устремившись обратно в горницу, где быстро и ловко также закрепил ставни. Затем подбросил еще дров в очаг. — Как удачно, что эту ночь мы проведем под крышей!
— Да, это просто здорово.
Брайони вновь быстро оглядела хижину, довольная тем, что их уютно защищают стены и кровля, а в камине пылает огонь. За окнами резко похолодало, наступила прохладная октябрьская ночь. По окнам барабанили капли дождя, снова загремел гром, и она передвинулась поближе к мерцающему оранжевым светом пламени. Джим принес одеяло и укутал ей плечи. Это было то самое индейское одеяло, которое навеяло ей там, в деревне, какой-то отблеск воспоминаний. Брайони посмотрела на него.
— Ты дрожала, — спокойно сказал он. — Иди сюда поближе.
Она устроилась на коврике перед камином и устремила взор на бушующие языки пламени, в котором постреливали дрова. А Логан отошел к окну и прислонился к стенке. Когда началась гроза, он отставил в сторону бутылку с текилой и больше не прикасался к ней. Теперь в тишине он смотрел на девушку, которая примостилась на коврике, обняв колени и устремив взгляд на огонь.
В конце концов Брайони не могла больше выносить это молчание. Она подняла голову и встретилась с Джимом глазами; от выражения его лица у нее екнуло сердце. Под густыми каштановыми волосами, пряди которых беспорядочно падали на красивый лоб, горели глаза, в которых читалась такая тоска, такая тяжкая печаль, что у девушки заныло сердце.
Его живые и умные голубые глаза потемнели наподобие грозовой ночи за окном и наполнились такой жуткой тоской, которую уже не могли скрыть его обычная показная беззаботность и холодность. Вокруг рта образовались мрачные складки, и тень легла на бронзовое от загара лицо. Казалось, его преследовали призраки; печаль, отражавшаяся на его лице, шла откуда-то из самых глубин души. Точно такое же лицо у него было, когда она неожиданно появилась из спальни, застав его врасплох, после чего он мгновенно переменился. Но теперь, казалось, он не осознает того отчаяния, которое она читала в его глазах. Он смотрел на нее, а у нее расширились глаза и сердце болело так, будто его пронзили кинжалом.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Брайони протянула к нему руку. В мгновение ока он был рядом, встал на колени и взял ее за руку.
— О Техас, — шепнула она с комком в горле, ибо нельзя было ошибиться: его глаза засияли, как звезды, когда она протянула к нему руку.
— Что нужно сделать? — спросила она, потираясь щекой о его ладонь. — Я не могу видеть тебя таким несчастным. Это из-за меня?
Она сама не верила, что это возможно, но ее сердце неудержимо билось от предположения, что она может так влиять на его настроение. Горькая усмешка появилась на его губах.
— Из-за тебя? — Он издал короткий смешок. — И да, моя куколка, и нет. — В отчаянии он провел рукой по своей шевелюре. — Как бы объяснить тебе? Ведь это чертовски трудно. Ну, слушай.
Он повернул ее лицо к себе и заговорил с неожиданной страстью:
— Мне приходилось делать такие вещи, из-за которых другие люди становились несчастными. Я причинял им боль, ужасную боль. И в особенности тому человеку, которого я обожал больше всех на свете. Я был болваном, глупцом да к тому же жестоким. — Его рот от презрения к себе скривился. — Наверное, теперь пришел час расплаты. Что бы я ни чувствовал, как бы ни страдал, все это по моей вине. Вовсе не твоей или кого-то другого. Понимаешь? Я не заслуживаю и капли твоей жалости.
— В тебе есть доброе начало, — прошептала девушка, вновь повторив слова, сказанные ею в первую ночь после похищения. — Мне все равно, что ты натворил в прошлом. И я не верю тем ужасным вещам, о которых меня предупреждал Фрэнк в отношении тебя. Я пыталась, но не смогла. Напротив, я вижу доброту, честность, даже благородство. Вот почему…
— Продолжай, — потребовал он, когда она в смятении замолчала. — Продолжай. — Он подложил ладонь под ее подбородок и приподнял ее голову так, что она была вынуждена встретиться с ним глазами. Его собственные индигово-синие глаза смотрели проникновенно и испытующе. — Скажи, что ты хотела высказать.
Она не могла отвести глаз от его лица.