Моя Европа

Если Горького я знал только издалека, то с графом Алексеем Николаевичем Толстым мне пришлось часто общаться. (По виду - чистейший еврей: http://www.alekseytolstoy.org.ru/

Прим. ред.) Вместе мы провели много приятных часов в среде аристократической богемы. Я познакомился с Алексеем Толстым ещё в Первую мировую войну, когда он писал для «Русских Ведомостей», московской либеральной газеты, отличавшейся высоким литературным стилем и эрудицией. Нас свёл счастливый случай. В начале 1916, в разгар войны, когда Союзники, и особенно Россия, испытывали большие сложности, в Москве и Петрограде ходили слухи об открытии Второго Фронта, как это потом было в 1942 и 1943 годах. Говорили, что англичане не торопятся, они предпочитают попридержать свой флот, и Англия будет «сражаться» до последней капли русской крови.

Чтобы развеять эти мифы, Британское правительство решило пригласить известных русских писателей и журналистов посетить Западный Фронт и увидеть своими глазами работу английских фабрик и заводов по военным поставкам. Главное, предоставить им материал для последующего освещения в своих публикациях о настоящем положении вещей. Нашим послом мне было поручено встретиться с Алексеем Толстым. (То есть агенты английского и американского посольств тут же обрабатывают нужных им людей в чужих странах индивидуально, без вопроса о затратах. Прим. ред.) Я без труда связался с ним и сразу же пригласил на обед в Эрмитаж, модный в то время московский ресторан. Толстой оказался крупным мужчиной, но в его полноте было что-то болезненное http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/2/20/ANTolstoy.jpg

. Дородный, тёмноволосый, тщательно побритый, с массивным синюшным подбородком и эксцентричным вкусом в одежде, этот человек удивил меня своим обжорством даже по русским стандартам. Его привело в восторг моё желание оплатить по счёту, а я с возрастающей тревогой всё ждал, когда же он, наконец, наестся и напьётся вдоволь. Этот обед мне дорого обошёлся, но ещё задолго до его окончания я заручился согласием Толстого поехать в Англию. С каждым бокалом выпитого вина его энтузиазм возрастал. Он признался, что Англия – это страна, которой он всегда восхищался. И добавил, что эти отвратительные слухи, направленные против англичан, создаются «прогерманскими свиньями» в Петрограде. Толстой относился к той категории людей, которые бахвалятся свои вероломством, граничащим с предательством, и получают от этого истинное удовольствие. Судя по записи в моём дневнике, оставленной в ту ночь 12 февраля 1916 года, я не очень-то поверил в его бурные излияния. Вот этот короткий и нелестный отзыв: «Он выглядит как жирная лоснящаяся свинья. Боюсь, с ним будут проблемы». Я сомневался, что он справится с поставленной задачей.

Перед своим отъездом Толстой пришёл попрощаться. На этот раз на нём были надеты обвислые шаровары, чёрная тужурка из шкуры какой-то дворняжки торчала из-под сюртука, и под ней ещё виднелась короткая жакетка. Всё это дополнялось огромным отложным воротником и развязанным галстуком-бабочкой. Толстой выглядел как старомодный франт. Уходя, он облачился в огромную шубу. На его голове красовался странного вида котелок, которому мог бы позавидовать даже господин Черчилль. Это захватывающее зрелище только усилило мои сомнения относительно его успеха.

Я сильно ошибся. Алексей Толстой вернулся из Англии в приподнятом настроении. Ему всё понравилось, и, преисполненный энтузиазмом, он на одном дыхании написал серию статей в восхвалении Великобритании. Москвичи зачитывались его очерками. С этого времени Алексея Толстого стали считать самым крупным русским англофилом, появившемся в Обществе по Установлению Дружеских отношений с Англией, способного к тому же правильно выражаться по-английски.

Мы начали часто видеться. Он запросто называл меня по имени и дарил свои книги. Можно сказать, мы стали друзьями. Толстой имел талант и одинаково легко писал романы, очерки и газетные статьи. Но у него совершенно отсутствовала мораль, ему были незнакомы чувства вины и ответственности. Единственное, что интересовало Алексея Толстого – это деньги, комфорт и личный успех. Поэтому он без колебаний быстро подстраивался под меняющиеся политические поветрия, что приводило в сильное смущение его более сознательных и думающих соотечественников. Алексей Толстой находился в дальнем родстве с Львом Толстым, но противники всегда подчёркивали незаконность его рождения и, следовательно, не имеющим право называться графом. Он относился к той категории людей, которых трудно не любить, но ещё труднее уважать.