Моя коллекция

— А это я об дверь, — говорит Колька, жуя травинку. — Мама очень ругалась. Дядя Лева, а кто сильнее: корова или некорова?

За забором соседней дачи вырастает вихрастая голова. Это Сашка — Колькин приятель, с которым он каждый день дерется.

— Колька! — кричит он. — Чего там дядька делае-е-ет?

Колька немедленно соображает, какую он может извлечь из меня выгоду.

— А в игру примете, тогда скажу-у-у…

— Приме-е-ем!

— Корову лепи-и-и-ит!

За забором появляются еще три головы, потом свешиваются ноги, и скоро я окружен стайкой загорелых мальчишек. Колька чувствует себя гидом в музее, объясняет, показывает. Мальчишки смотрят недоверчиво и неодобрительно.

— Глаз-то и нету! — замечает один. — Будете вылепливать?

— Буду.

— А почему не гладкая?

— Так надо! — важно объясняет Колька.

— А потом чего с ней делать будете? — спрашивает старший, худенький мальчишка с раскосыми и очень синими глазами.

— А ничего. На полку поставлю.

— Пошли, ребята, — говорит худенький. — Мы там будку сделали.

— Дядя Лева, я пойду к Сашке, — говорит Колька, — а стул вы сами понесете домой. Ладно?

Мальчишки мчатся к забору. Вдруг Колька останавливается и решительно возвращается ко мне.

— Ты чего? — спрашиваю я.

Колька молча хватает железный прут, сует в мою руку и, смотря мне в глаза, говорит негромко и очень серьезно:

— Если полезет, вы ее по морде! Ладно?

Красная тюбетейка исчезает за забором.

Старожиловка, июль 1957 г.

Голуби

На площади стая синих голубей. Из дверей пивной выходит молодая женщина. На ней вишневое распахнутое пальто, ярко-зеленая косынка, ноги в дорогих капронах и грубых шерстяных носках, вылезающих из грязных туфель. Лицо женщины размалевано: черные накрашенные брови, ресницы, с которых свисает краска, большой ярко-красный, грубо обрисованный рот.

Женщина, пошатываясь, бредет на середину площади, вынимает из кармана половину городской булки, откусывает кусок и, разжевав, выплевывает голубям. Мокрая жвачка падает частично на пальто, частично на асфальт. Голуби, толкаясь, подбирают ее.

Пожилой еврей останавливается и внимательно наблюдает. Потом, обратясь ко мне, склонив голову набок и смешно выпячивая нижнюю, и так торчащую губу, говорит:

«Если бы я был голубь, я бы таки это не ел…»

Стаканчиков

7 мая 1976 года после собрания ветеранов в Союзе художников и получения медали я вернулся домой, и сияющая Танюха сообщила мне, что она «кажется, удачно сменяла квартиру».

— Сейчас придет гражданин смотреть нашу квартиру. Он предлагает трехкомнатную рядом с метро «Петроградская». Вот я записала: 54 метра, удобства все, окна в сад, третий этаж, телефон, два балкона.

— Что он, сумасшедший?

— Не знаю. Он сказал, что едет.

Вариант был настолько ослепителен, что я сразу заподозрил неладное: а) квартира окажется не отдельной, бывало и такое; б) окна упираются в стену; в) дом идет на капремонт.

Быстро подмел пол, завесил дырки на обоях старыми этюдами и стал ждать, заранее зная, что ничего из этого варианта не выйдет. Сменщик откажется с порога, обнаружив вход через кухню.

Раздался звонок, и в дверях появился невысокий, плюгавый пожилой гражданин в сером плаще. Он вежливо поздоровался, переступил порог, огляделся и произнес:

— Итак, мы имеем кухню…

— Да, вход через кухню. Но мы привыкли. И недостатком это не считаем…

Против ожидания, он не сказал «до свиданья» и не повернулся к выходу, а напротив, пожелал смотреть дальше.

Ободренный началом (внутри затеплилась маленькая надежда), я повел его по квартире.

— Кладовка, туалет, коридор, ванна кафельная…

— А это что у вас? Дровяная колонка?

— Да… Не успели убрать… Что-то вроде антиквариата… А вот комнаты 11 метров отдельная и 12 плюс 10, извините за беспорядок, смежные.

— Ну что же… Простите, как вас зовут? Лев Самсонович? Меня зовут Сергей Васильевич. Ну что же — квартира ваша мне подходит.

У меня где-то внутри екнуло.

— Давайте пройдем на кухню, переговорим.

Ага. Вот оно. О чем же разговор? Сумма с четырьмя нулями? Что-то все очень быстро…

— Разрешите закурить?

— Курите.

— Хотите сигарету?

— Нет, спасибо.

— Так вот. Квартира мне ваша подходит. Думаю, что моя вам тоже подойдет.

— Я тоже так думаю. А почему вы меняетесь?

— Нас с женой двое. Кроме того, дело в том, что в вашей квартире я жить не собираюсь. Меня переводят в Москву, там дают квартиру, а эту я обязан сдать городу, точнее, Управлению торговли, где я работаю.

— Какой же вам смысл менять перед отъездом? Да еще на меньшую? Из соображений благотворительности?

— Уважаемый Лев Самсонович! Какая благотворительность? Я же торгаш! Двадцать восемь лет работаю в спецслужбе Управления торговли Ленгорисполкома. Вы получаете лишних двадцать метров. За них надо платить.

— Сколько?

— Разрешите карандашик. Вот такая сумма с вас. Ну, как? По-божески?

На бумажке — мне не мерещится? — восемьсот рублей… Лихорадочно соображаю. Что-то тут не так. Лишний метр стоит от пятидесяти до ста…

— Да, по-божески… Даже слишком…