Читаем Моя купель полностью

Место для засады занято. Притаились. Поглощенный подготовкой к броску, Дмитришин вглядывался в темноту. Перед ним Дуванкой. Кое-где в окнах виднелся тусклый свет: возможно, там, где горит огонь, расположился штаб противника, а может... Нужен «язык», тогда прояснится и «возможно», и «может».

Далеко за спиной ухали орудия севастопольских кораблей. Снаряды пролетали над головой и гулко разрывались за Дуванкоем. Эхо откликалось в горах и застревало в ущелье.

Прошел невыносимо долгий час ожидания. Уже было потерялась надежда взять «языка». До утра засиживаться здесь нельзя.

Вдруг... Это «вдруг» на войне бывает часто. К засаде приближался, как успел разглядеть Дмитришин, хмельной фашист в высокой фуражке. С каждым шагом все отчетливее звенели кавалерийские шпоры.

Это офицер. Но вот он, как зверь, почуяв опасность, рванул в сторону. Дмитришин не выдержал — кинулся за ним. Словно горные барсы, сорвались с места и другие разведчики. Убегая, гитлеровский офицер с перепугу забыл про пистолет или просто не смог расстегнуть кобуру. Дмитришина обогнал один, затем еще двое разведчиков. Дмитришин остановился, проклиная себя за плохую организацию засады. Ермошин не допустил бы такой чехарды.

Послышался стон гитлеровца. Разведчики уже успели заткнуть ему рот. В ноге пленника под коленкой торчит нож — отомкнутый штык от самозарядной винтовки. Это Азов, долговязый и сухой белорус, потеряв надежду схватить офицера, бросил вдогонку нож — и не промахнулся...

Теперь пора обратно.

Уже начинало светать, так что можно было разглядеть улыбки на лицах разведчиков. Редко появляются они у бойцов на фронте.

В санчасти батальона дежурил врач. Гитлеровцев он органически не мог терпеть, и вдруг к нему на операционный стол попал пленный немецкий офицер. Но делать нечего, взятый «язык» нуждается в медицинской помощи, иначе он будет молчать. Хирург обработал рану, сделал укол, наложил повязку.

Через час гитлеровец, звякнув шпорами, представился советскому офицеру, затем попросил разрешения сесть. Начался допрос.

— Как давно вы под Севастополем?

— Недавно, всего пять дней.

— Откуда прибыли?

— Из Франции. Мы выгрузились в Симферополе.

— Номер части?

— Мы пополняли 22‑ю пехотную дивизию.

— Когда готовится наступление на Севастополь?

— Точно еще не известно, но скоро.

Послышался зуммер телефона. Телефонист передал трубку комбату. В землянке хорошо был слышен голос командира бригады:

— Доставьте «гостя» ко мне.

— Слушаюсь.

Доставить «языка» в офицерских погонах на допрос к командиру бригады было поручено Ивану Дмитришину.


4


В разведке боем, которая была проведена 22 ноября, погиб молодой боец Павел Худобин, сослуживец Ивана Дмитришина еще по взводу связи. Утрата верного друга была особенно тяжела.

Вечером Дмитришин тайком от товарищей побывал возле могилы Павла Худобина, поклонился ему и часа три собирал камни, чтоб соорудить что-то вроде обелиска. Получилась пирамида из камней метра полтора. Когда укладывал последний, самый тяжелый камень, ему показалось, что пирамида оседает и камни как бы ожили...

Возвращаясь в свою землянку вдоль траншеи второй линии, Дмитришин перешагивал с камня на камень и вдруг остановился, явственно ощутив под ногами что-то живое. Отскочил в сторону. Вгляделся. Это спина спящего матроса в бушлате. Оглянулся назад. Там заметны беловатые отпечатки его ботинок. Впереди вся траншея забита матросами. Смертельно усталые, они спят мертвым сном.

— Чего тебе тут надо? — послышался голос за спиной.

Дмитришин обернулся:

— А вы кто?

— Разуй глаза и не мешай спать...

Перед ним стоял усатый мичман. На груди поблескивала цепочка свистка. Голос мичмана напоминал далекий рокот грома. Дмитришин назвал себя и рассказал, откуда идет.

— Ладно, ступай, разведчик, к себе. Завтра встретимся. Разведку боем будем вести...

Эта весть кольнула под сердце: снова разведка боем...

Разведка боем — простой и тяжелый способ выявления боевых сил и огневых средств противника на переднем крае. Люди поднимаются в атаку и тем вызывают на себя огонь противника. Но такая атака редко обходится без потерь.

Противник, прекративший на время активные действия, готовился к новому наступлению на Севастополь. Но где, на каком направлении — разгадать было трудно. Командование решило провести новую разведку боем. Были подтянуты резервные роты морских пехотинцев.

Взвод подняли по тревоге. Разведчикам положено быть впереди.

...Ночь. Ветер гонит густой туман с моря и закрывает все высоты. Это хорошо и плохо для разведчика. Туман укроет от глаз противника, но в тумане можно потерять ориентировку.

Ермошин ведет взвод по нейтральной полосе медленно, ползком. Впереди засветился огонек и погас. Не поймешь, то ли он действительно исчез, то ли его туманом накрыло.

Послышался скрип губной гармошки и смолк.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза