Моя купель

Еще раз скажу: никто не избавлен от чувства боязни и страха. Я, например, боялся просить главного врача о встрече с Василием Васильевичем Графчиковым, когда он стал поправляться. Почему? Да потому, что не знал, как на мое посещение отреагирует фронтовой друг, не допущу ли я в разговоре с ним чего-либо непозволительного... А может, он в глазах моих вычитает для себя что-то? Надо ли бередить его сердце разговорами о том, что произошло на станции техобслуживания? Боялся...

Но, когда мне сказали, что он не помнит или старается забыть тот инцидент, боязнь отстала от меня, появился страх...

Сколько инвалидов войны, пожилых людей попадало в больницу после столкновения с грубостью и равнодушием! Страшно подумать. После того случая я много дней не мог нормально спать.

В минувшую ночь мне увиделся сон: граната Ф‑1, та самая памятная «фенька»... Она снова легла в мою ладонь, и я разговаривал с ней шутейно языком Василия Васильевича.

— Тебя можно обезвредить просто: вывернул взрыватель, и ты не опасна.

— А чего ты пальцы не мог разогнуть? — спрашивает она.

— Судорога, — ответил я.

— От страха? — спросила она.

— Вероятно, — согласился я.

— Смешно... Помнишь, как Андрей Табольшин хохотал? Своим способом обезвреживал — просто и смешно, — подсказала она.

— Рискованно...

— Рискованно, но без страха, — заметила она. — И чего ты сегодня, сонный, через столько лет вспомнил страх в трубе и холодным потом обливаешься? Забыл, что надо просто вывернуть взрыватель... и спи спокойно... Или теперь ты чего-то другого боишься?..

Сердце защемило от обжигающей боли. Ладонь сжалась в кулак, но граната уже покатилась к ногам. В ожидании взрыва я проснулся.

— Как здоровье Василия Васильевича Графчикова? — спросил я у лечащего врача.

— Обошлось... Но был на грани, — ответил он. — Не иначе как что-то вывело его из равновесия...

— Было кому вывести, — уклончиво сказал я.

— А подробнее? — Он взял меня за рукав, посадил на кушетку. — Нам важно знать причину приступа.

Я стал рассказывать, а врач, слушая меня, прошелся по кабинету раз, другой, молча пощупал пульс на моей руке. Его густые черные брови сомкнулись над переносьем, лоб пробороздили две глубокие, с изломом, морщины. Он моложе меня лет на двадцать пять, пожалуй ровесник той, о которой я ему рассказывал, но столько в его глазах доброты, внимательности...

— У вашего фронтового друга на редкость сильное сердце, — сказал врач, выслушав меня. — Через недельку выпишем его.

Мы вошли в одноместную палату. Больной сидел перед окном спиной к нам, листая какую-то тетрадь.

— Василий Васильевич, к вам посетитель, фронтовой друг, — сказал врач.

Василий Васильевич обернулся. Лицо бледное, брови топорщатся клочками, глаза... будто выцвели.

— Крепко тебя перевернуло, — вырвалось у меня.

— Не ной... Сначала надо сказать «здравствуй», получить приглашение присесть и уж тогда начинать деловой разговор.

— Виноват, исправлюсь, — пристукнув каблуками, ответил я ему в тон.

— Садись. И не отвлекай меня на пустяки. Ты пришел вовремя. Посоветоваться с тобой хочу. Ты же знаешь: в клубе автомобилистов ДОСААФ я периодически провожу беседы с призывниками. За время болезни задолжал клубу. Вот подготовил конспект очередной беседы. О разведчиках. Кое-что цитирую из высказываний о разведке нашего командарма...

Просматривая конспект, я думал не о его содержании, а о том, что Василий Васильевич и на этот раз победил болезнь, но болезнь особого рода, вызванную не физическим ранением, а моральным. Свои суждения я высказал. Графчиков нехотя согласился.

— Давай условимся, что о Бэлле — ни слова. Бог с нею, с этой Бэллой. У нас есть дела поважнее, — сказал мне на прощание Василий Васильевич. — До скорой встречи.

6

Гараж без смотровой ямы что квартира без кухни. Даже ложки помыть негде — беги к соседу. Именно таким гаражом-времянкой обзавелся Василий Васильевич Графчиков, получив автомобиль «Запорожец». Шприцовку и регулировку ходовой части он проводит своим способом: поднимает домкратом передок, подставляет под него кирпичи, переносит домкрат под задний бампер, и поднятая таким способом машина «пропускает» его с инструментами под свое брюхо. Но теперь, когда надо было снять погнутые рулевые тяги, выбить шаровые пальцы, следовало бы подумать об устройстве более устойчивых подпорок.

Мы вспомнили об этом после того, как пустили в дело увесистый молоток, почти кувалду, с короткой ручкой. Машина сползла с подпорок, угрожая расправиться с нами, лежащими на спине под передней подвеской. Благо, двигатель «Запорожца» в хвосте. Тем не менее на нас обрушилась почти вся масса кузова. Железо не пуховое одеяло, мягкой ласки от него не жди.