Моя навсегда

— Оля, ты должна понимать, что это уголовное преступление, за которое тебе светит до десяти лет. Плюс возврат похищенных средств и все, что причитается сверху: пеня, штрафы, компенсации… Украла полтора миллиона, а присудят возвращать все три. Но даже не в деньгах дело. Десять лет жизни за решеткой… ну, при хорошем адвокате, допустим, семь-восемь или даже шесть… разве оно стоит того? Поэтому я тебе… — он устало вздохнул и добавил с сожалением: — Я тебе просто советую, по-дружески, заканчивай с этими махинациями. А еще лучше — увольняйся.

С минуту Оля сидела неподвижно, глядя на него круглыми глазищам, в которых застыли шок, ужас, неверие. Потом покачала головой и снова начала отнекиваться. Твердить как заведенная: нет, это ошибка, я ничего не делала…

Спорить с ней, доказывать, пытаться выудить признание он не желал. Это уже не его дело. Он лишь предупредил ее, на этом все. Что мог — он для нее сделал. Если она не дура, то поймет и перестанет подворовывать. Глядишь, все и обойдется.

Ему же предстояло еще договариваться с Лилей, как бы тошно от этого не было. Она ждала его в гостинице и еще пока не знала, на что он собирался ее подбить.

Однако в последний момент Роман вдруг передумал. Разговор с Олей будто выкачал из него все душевные силы. И он чувствовал себя каким-то выпотрошенным. Поэтому решил, что поговорит с ней завтра, на даче у Потапова. А на сегодняшний день с него достаточно тяжелых разговоров.

Дома Роман принял душ и немного взбодрился. Настолько, что даже вдруг вздумал перебрать кое-какие вещи матери и свои. Когда он еще сюда наведается? Может, вообще никогда. А здесь же много памятного и дорогого осталось. Те же альбомы с фотографиями, например. А там и снимки молодой мамы, и отца, и бабушки с дедушкой.

Роман достал пыльный, в бархатном переплете, толстенный альбом с плотными картонными страницами. И на добрых полтора часа завис, разглядывая лица родных, ушедших людей. Альбом был тяжелый, громоздкий и в дорожную сумку не вмещался, тогда он, недолго думая, сунул его в большой пакет из супермаркета. И пометил себе: только бы не забыть.

На фотографиях он не остановился и в приливе ностальгии решил найти и письма. Бабушкины, мамины, отца. Мать их все бережно хранила в верхнем ящике комода вместе со старой газетой, в которой была статья про отца. Точнее, про какой-то новый технологический метод, который придумал отец.

При всей своей внешней холодности мать была к таким вещам сентиментальна, хотя и с равнодушным видом утверждала, что «просто выбросить жалко». Но он-то видел, как она перечитывала письма отца и какое у нее при этом делалось лицо…

Роман зашел в комнату матери. Неловко было лезть в ее комод, казалось, будто он вторгался в чужое личное пространство. Он даже прошептал под нос: «Прости, мам…» и принялся перебирать ее вещи. Вот пухлая стопка писем, перетянутая резинкой. Вот та самая газета. А вот видеокассета с его выпускного.

«Надо будет ее оцифровать», — подумал Роман, доставая из ящика. Под кассетой лежал лист бумаги, сложенный прямоугольником.

Без задней мысли он достал и его, перевернул другой стороной и застыл в полном недоумении, силясь понять, что это, откуда это…

На самодельном конверте было написано до боли знакомым почерком «Маме от Оли»…

42

С минуту Роман смотрел на листок и ничего не понимал.

— Маме от Оли? — ошарашенно переспросил он вслух. — Как это?

Почерк определенно был Олин, уж он-то его знал прекрасно. Только какой маме? Его? Но с чего бы Оле ее так называть? А если это для Олиной матери, тогда что эта записка делает здесь? Ничего не складывалось.

Поколебавшись немного, он все-таки развернул листок. Концы пришлось разорвать — они были склеены.

Это оказалось письмо. Сначала Роман не хотел его читать. Чужое ведь. А оно действительно было адресовано Олиной матери, но взгляд случайно выхватил одну строчку сверху: я уеду с Ромой…

И сердце пропустило удар, словно он вдруг рухнул вниз с огромной высоты. Оля хотела уехать с ним? Но как…

Жадно глотая слова, он, не дыша, прочел все целиком. На несколько долгих секунд зажмурился, будто от острого спазма. Потом, тяжело выдохнув, стал перечитывать письмо снова, неспешно, строчку за строчкой…

«Мама, когда ты прочитаешь это письмо, меня уже, скорее всего, не будет в городе. Я уеду с Ромой. Далеко. Не ищите нас, я все равно не вернусь.