— Мне надо в больницу… Пожалуйста… Отвезите меня в больницу… У меня болит голова… Я, наверное, потерял много крови, — Жалобно взмолился Нойзман.
— Короче, так, — сказал я, отпустив его одежду и выпрямившись над американцем. — Рассказывай, сукин сын, где мои друзья? Тогда, может, и попадешь в больницу.
Глава 9
— Трасса Армавир — Отр… Отран… — Попытался выговорить Нойзман, но его язык заплетался.
— Отрадная, — закончил я за американцем.
— Yes! — Двадцать пятый километр, за селом… Как это сказать… Северным. Там рядом есть заброшенная станция. Вроде… для больших машин…
Трясущийся американец все никак не мог сосредоточиться и, казалось, забывал русский язык.
— Машинно-тракторная станция? МТС?
— Да!
Он с трудом принял сидячее положение, прислонился к уцелевшему радиатору моей машины.
— Их посадили, — продолжил он, болтая головой, словно телок. — Их посадили в контейнер. Там, на территории, лежит такой большой грузовой контейнер. Старый…
— Слышь, Витя, — позвал меня обеспокоенный Жижа, — ну че нам делать? Куда стартовать-то? Тебе еще мои ребята нужны?
— Нужны, — обернувшись к нему, сказал я, — Мне надо три-четыре человека, чтобы вызволить моих. Вдруг они охраняются.
— Ага, понял, — он кивнул. — Ща пацанам звякну, пусть подъедут на место.
— Хорошо. Слышал, куда ехать надо?
— Да че, мы Северную МТС не найдем, что ли? — Хмыкнул Жижа.
— Тогда буду ждать вас там.
Бандит кивнул, и они вернулись в свой Чероки. Крепкую машину потрепало, однако, хоть и не сразу, но его двигатель завелся. Джип медленно сдал назад. Когда прижатая Вольво освободилась, ее напряженный металл заскрипел расслабляясь.
— Степаныч? — Подошел я к старику, — ты как?
— Жить буду, — покивал он.
— Со мной поехать сможешь? Или отправить тебя с пацанами? Пусть подбросят до травмпункта.
Я знал, что Степанычу было совсем нехорошо. Он выглядел уставшим и потрепанным. На лбу открылись ссадины, и кровь запачкала старику лицо. Взмокшие от пота волосы сбились в темные сосульки. Он с трудом выпрямился, взявшись за поясницу. Лицо Степаныча исказила гримаса боли.
По-хорошему отправить бы его в больницу, подлечиться. Да только я понимал, что он не захочет. Что решит отправиться со мной, чтобы вызволить жену, которую только недавно снова обрел. Я понимал Степаныча и поступил бы на его месте точно так же: отправился вызволять близких, несмотря ни на какие раны.
Лицо старика приобрело решительное выражение. Было видно, что он силой воли отбросил мысли о боли, которой ныло сейчас все его тело. Потом проговорил:
— С тобой. Я еду с тобой, Витя.
— Хорошо, — я кивнул.
— А я? А меня? — Вклинился Нойзман. — Меня надо в больницу… Мне плохо…
Я опустился. Схватил американца за одежду.
— Вставай, — приказал я и потянул его подняться.
Тот торопливо встал на ноги, испуганно уставился на меня.
— У меня серьезные травмы… Мне нужна медицинская помощь… — запричитал он.
— Ничего, падла. Потерпишь.
Испуг, бившийся в глазах американца, смешался с настоящим удивлением.
— Но… Ты ведь обещал, что отвезешь меня в больницу!
Я глянул на него исподлобья.
— Ну вот и ощути на своей шкуре, каково это, когда тебя бьют твоим же оружием — ложью.
Просто так американца отпускать было нельзя. Отдам его в больницу сегодня, а утром меня просто возьмут менты. Я почти уверен, что он побежит в милицию писать заявление. А с его связями и деньгами мне сложно будет отбрехаться.
Нойзман просто наплетет в три короба что-нибудь о том, что я хотел похитить его ради денег. Что вся Оборона — это не что иное, как ОПГ, кошмарящяя его комбинат. Можно было отдать амера черемушкинским, но это значило сразу подписать ему смертный приговор. Я не думал, что это разумно, учитывая его высокий пост на комбинате. У руководства холдинга точно будут вопросы по этому поводу. Так что, что делать с амером мне еще предстояло придумать.
Пацаны Кулыма докинули нас до конторы, и я, попросив у Жижи ствол, пересел в Пассат.
— На вот, — бандит протянул мне свою Биретту и два полных магазина патронов. — Только не потеряй, Витя. Штука дорогая, я такую давно хотел и еле нашел. Со штатов мне привезли.
После, мы отчалили за город. Раненного Нойзмана я затолкал в багажник. Степаныч же сел на соседнее пассажирское.
— Хреново выглядишь, — сказал я старику, когда мы покинули Армавир. — Как себя чувствуешь?
— Так как будто в меня двухтонный джип въехал, — проговорил он в ответ.
Степаныч постоянно кривился от боли и ерзал на сидении, пытаясь найти удобное для болевшей спины положение.
К тому же его рассеченный лоб кровоточил. Раны никак не унимались, кровь продолжала бежать по лицу и почти не останавливалась. Даже когда я дал ему какую-то тряпку из салона, это не помогло. Старик был бледен.
— Сука, да что ж оно не прекращается? — Спросил он, утирая лоб в очередной раз.
Я глянул на старика. Заметил, что его волосы на лбу сильно пропитались кровью. Свернув на обочину, я сказал ему:
— А ну-ка, дай гляну голову.
Степаныч подставил мне темечко, и я включил в салоне свет.
— Мля… Аккуратно… ты чем там с меня скальп снимаешь? — Спросил он, когда я тронул большую рану, скрытую в волосах.